Обычаи, быт, одежда, оружие народов Карелии.

На этой страничке вы найдёте информацию о обычаях, быте, оружии народов Карелии.

                                                                   Рождение народа

В 6 в. от Рождества Христова на Карельском Перешейке появляются люди знакомые с земледелием и умеющие обрабатывать железо. Вероятно, это были торговцы мехами. Они пришли по р. Вуоксе и селились, в основном, по ее берегам. Вуокса в то время впадала в Ладожское озеро и Финский залив и позволяла на судах легко попадать из Балтийского моря в Ладожское озеро. В период с 6 по 8 вв. они создали несколько поселений в районе оз. Суванто (Суходольское), п-ва Суотниеми (около г. Приозерска) и Ряйсяля (п. Мельниково). Все поселения располагались на берегах Вуоксы. Данные археологии позволяют утверждать, что эти люди принадлежали к потоку переселенцев, который начался в Эстонии, прокатился через Финляндию и докатился до берегов Ладожского озера. Этнически они были наиболее близки к финскому народу Хямь.

Поселенцы застали на берегах Ладоги кочевавших Саамов (Лопарей). Они поселились среди них и установили с ними торговые связи. Поселенцы выменивали меха у саамов на изделия из железа и украшения, которые те не умели делать. Затем торговцы отправлялись с мехами в страны Балтии.

Эта волна поселенцев была немногочисленна. Их поселения редки. Практически нет их поселений в Северном Приладожье.





В 9 в. ситуация меняется. Северного Приладожья достигла большая волна новых поселенцев. Археологические находки позволяют говорить о том, что эти поселенцы были выходцами из финского племени, которое обитало южнее Ладожского и Онежского озер. Другие потомки этого племени дали начало таким народам как весь и ижора. Поселенцы застали на северных берегах Ладоги кочевые племена саамов и редкие поселения западно-финских поселенцев. В период 10-12 вв. они смешались с ними и заселили территорию по северному берегу Ладожского озера от района современного г. Сортавала до южного берега оз. Суванто, и по р. Вуоксе от берегов Ладожского озера до Финского залива в районе г. Выборга. В этот период на этой территории происходит формирование новой народности со своими этническими чертами и своим языком. В нее органически вошли, кроме новых поселенцев, жившие здесь саамы и потомки переселенцев с запада.





Первое упоминание о новом народе мы встречаем в сагах о походах шведских викингов. Викинги совершали дальние походы, как военные, так и торговые и в 9-10 вв. достигли и берегов Ладоги.

Во многих сагах мы встречаем упоминание о живущем здесь народе кирьяла. По словам саг, этот народ был богат, торговал с саамами, проникая для этого далеко на север и оказывал викингам достойное сопротивление. В «Саге о древних конунгах» говорится о конунге Иваре Видфамне, который даже погиб во время похода на кирьялов.

В «Саге о Хальвдане, сыне Эйстейна» рассказывается о битве викингов в Кирьяланботнаре, которая находилась на востоке от Старой Ладоги. В саге также рассказывается о Гриме, который жил в замке, и правил всей этой страной. В саге об Олафе Святом написанной Снорри Стурулсоном, говорится, что он посетил Финланд, Карьялаланд, Еистланд, Курланд и даже возвел там укрепления. Святой Олаф, король Норвегии жил в Новгороде в 1029 г. Хотя саги и не могут считаться достоверными историческими источниками, но упоминание в сагах карел и Карелии говорят о существовании связей между скандинавами и карелами и о военном и экономическом развитии Карелии в то время.

Землю кирьялов викинги называли Кирьялаланд или Кирьялаботн. Последнее название можно перевести как кирьялы живущие в конце заливов. Такие заливы, фиорды, есть только на северном побережье Ладожского озера. Сопоставив это название с археологическими находками в Северном Приладожье, которые говорят, что поселения местных жителей действительно располагались в концах длинных заливов, можно отожествить с ними народ кирьялов. Интересно, что известный ученый лингвист Д. В. Бубрих считает, что это слово происходит от балтийского слова «гирья», что означает горная страна, возвышенность. И действительно Северное Приладожье возвышается над окружающей ее плоской местностью.

Первое упоминание народа кирьялов в русских летописях мы встречаем в 1143 г. Русские называли их корела. Это название народа в русском языке существовало до 19 в., когда постепенно было вытеснено другим – карелы. Для избежания путаницы в дальнейшем мы будем использовать это слово.

Существуют и другие версии происхождения названия этого народа.

Наиболее старая версия производит название Карелия от «karja» - скот и от занятия карел скотоводством. Эта версия существует с 17 в.. Еще одним подтверждением этой версии является название «кабылицкая корела» встречающаяся в русских летописях.

В наше время Миккола обратил внимание на то, что суффикс –la в названии говорит о позднем происхождении его по сравнению с названиями других финских племен - Suomi, Häme, Vepsä, Vatja. Он предположил, что возможно ранее карел называли lappi. И смену названия он связывает с переходом карел от охоты к разведению скота.

Л. Кеттунен не изменяя предыдущего объяснения, добавляет, что название было привнесено финскими колонистами из западной Финляндии.

Карстен производит название от германского слова “harja”, означающее группа людей. От этого слова происходит название провинций в Швеции: härad.

Ниссила указывает, что слова карья в смысле группа людей было широко распространено. Суффикс же –la появился позже и указывает на позднее появление названия.

Т. Пекканен выводит слово karja или kaira от лапландского слова gaira – клин, шест.

Кроме того существуют еще курьезные объяснения происхождения слова. Это объяснение Бьорнера в 17 в., который выводил название от Кари сына Форньотра, короля Финляндии в саге о Фундине. Это версия Ойансуу о происхождении слова от «каро», что значит крепкий, твердый.

Заселив Северное Приладожье, карелы обнаружили удобный водный путь ведущий далеко на север. Этот путь начинался из Ладожского озера по р. Хийтоланйоки (Кокколанйоки), и, затем, по системе рек и озер позволял добраться до Ботнического залива в районе Оулу и Белого моря в районе Кеми. Торговцы мехами зимой устремлялись по этому пути в земли саамов. По всему этому пути возникли торговые поселения карел.





Меха зимой поступали в Приладожье, а летом отправлялись дальше – в Новгород, Готланд и далее вплоть до Византии и Средней Азии. Об интенсивной торговле говорят нам множество найденных кладов серебряных монет. В основном, клады были спрятаны в 11-12 вв. Большие клады монет были найдены в окрестностях Выборга, Приозерска, Куркийоки. Большинство серебряных монет принадлежат германским княжествам, но есть и византийские и среднеазиатские.

К этому же времени относятся многочисленные находки свидетельствующие о присутствии карел на всем протяжении водного торгового пути, ведущего на север. Это, в основном, карельское оружие и карельские украшения.

Предметы, связанные с пребыванием карел находят по рекам Кемийоки, Оулуйоки, Иийоки, на побережье Кандалакшского залива и, даже, по р. Торнийоки. Вероятно, здесь были постоянные торговые селения карел. Орнамент на деревянных предметах из Аиттоперя и Пудасярви, в точности воспроизводит орнамент на берестяном кошельке найденном на п-ове Суотниеми в окрестностях Приозерска.

Саамов и корелу сближали не только торговые контакты, но и родственные связи. Вариант приладожско-карельской руны, рассказывающей о пребывании Лемминкяйнена в северорусском городе Коле, и саамская эпическая песня «Пяйве-пойка» («Парень из Пяйвелы») говорят о существовании саамско-карельских браков.

В подробностях восстановить торговый водный путь карел на север удалось благодаря сохранившемуся документу. В этом документе, записанном в 1556 г., описывается беседа фогта г. Турку с неким карелом Ноусиа Веняляйненом. Содержание беседы касалось торговых путей из г. Корела (Приозерск) по р. Кокколанйоки и далее к северным районам Ботнического залива, к г. Оулу. О том, что в XV — XVI вв. этот путь широко использовался карелами и в торговых, и в военных целях, общеизвестно. Но Ноусиа о нем говорил как о хорошо знакомом с такой убедительностью и уверенностью, что возникает предположение об известности названного пути с давних времен.



Обширная торговая деятельность карел вплоть до Ботнического залива находит свое отражение и в скандинавских сагах. Так в исландской «Саге о Эгиле» описан поход в Лапландию Торольфа Квелдулфссона воина короля Харальда Харфагера для сбора дани и его конфликт с карелами. Действие саги относится к 9 в. и может описывать реальный конфликт карел с квенами и норвежцами. Однако сага была записано Снорри Стурулсоном в 11 или 12 в., и возможно в ней описаны реальные события этого времени.

Закончилось противостояние карел и норвежцев на севере, подписанием в 1326 г. договора, который разделил новгородские (в состав которого в то время уже входили и карелы) и норвежские земли, поставив тем самым заслон перед новгородцами. Но обе стороны сохраняли за собой право на сбор дани с саамов. Один из пунктов договора обязывал новгородцев возвратить захваченные у норвежцев земли.

О присутствии карел вплоть до р. Торнионйоки, говорит нам и топонимика этих мест.

Карельские поселения на побережье Ботнического залива существовали до 14 в.. Отсюда карельские суда плавали в Швецию и Германию. Передвижение карельских судов по Ботническому заливу было запрещено шведским королем в 1365 г.

Из скандинавских саг известно о существовании на побережье Белого моря народа биармов. Скандинавские торговцы отправлялись к биармам за мехами. По современным представлениям биармы жили на побережье Кандалакшского залива и в устье Северной Двины. Вероятно, это название стало собирательным для нескольких финно-угорских народов занимавших эту территорию. Биармы Кандалакшского залива – это древние карелы, биармы юга Белого моря – это весь, а биармы Северной Двины – это чудь заволочская и коми зыряне. Вероятно, в эпоху викингов этнические различия этих народов были минимальными.

В своей торговле мехами карелы, в основном, ориентировались на Новгород. Суровые условия земледелия не всегда могли обеспечить карел зерном. Зерно также ввозилось из Новгорода, особенно в неурожайные годы. Торговые связи с Новгородом быстро переросли в культурные и политические. Карелы переняли у новгородцев приемы обработки железа и производства керамики. Характерный растительный узор, ставший визитной карточкой карельских украшений, также пришел из Новгорода.

Еще в 9-10 вв., для защиты от нападений викингов, карелы создают на береговых скалах мощную систему укреплений.

Карельские крепости на холмах образуют уникальную и мощную оборонительную систему. Аппельгрен приводит 360 названий со словом «крепость» относящихся к скалам, островам, горам. Но вероятно большинство из них не является в действительности крепостями. В Приладожье насчитывается около 40 достоверных крепостей.

Древние крепости в Приладожье чаще всего располагаются на побережье или в устье рек. Не всегда это действительно холм или гора, но всегда труднодоступное место. В трех случаях они расположены на островах. Более половины крепостей расположены на возвышенностях превышающих 30 м., а городище Паасо и Микисало в Импилахти превышают 70 м.

Крепости окружались каменными валами, часто двойными и тройными. Камни складывались насухо. Иногда каменные валы сверху засыпались землей. Во многих крепостях имеются в валах проходы. В крепостях найдены также остатки домов, очагов, костров. При раскопках крепостей найдено много предметов. Особенно много найдено при раскопках в Приозерске, Лопотти, Хяменлахти, Тиверске, Паасо.

Оборона строилась следующим образом. Удаленные крепости служили для наблюдения и сбора войск. Для той же цели служили и возвышенности, с которых могли подаваться сигналы. В Карелии есть много возвышенностей с названиями указывающим на это (Vahtimäki, Kokkomäki, Palomäki, Kellomäki). И, наконец, крепости расположенные непосредственно в поселениях служили для укрытия женщин, детей, скота и имущества во время серьезного нападения.

Несомненно, что для строительства такого большого количества крепостей, возведения валов и просто для того, чтобы держать такое большое количество постоянных наблюдателей в крепостях, надо было иметь развитую социальную структуру и большое богатство. Таавитсайнен объясняет это тем, что карелы в то время вели значительную меховую торговлю и за сезон собирали большое количество мехов, которые представляли значительную ценность и нуждались в охране. Он предполагает, что эти меха и хранились в этих многочисленных крепостях, и возможно в них же и осуществлялся торг.

Европеус полагал, что крепости строились для обороны против набегов скандинавских викингов, которые проникали в Ладогу по Неве. После же того, как Нева и южное побережье Ладоги стали контролироваться Новгородом, с которым у карел были торговые отношения, нужда в оборонительных крепостях на побережье отпала.

Кочкуркина полагает, что крепости строились для обороны от шведов, а Сакса и Тюленев добавляют сюда и Хямь.

К началу 12 в. среди карел выделяется правящая элита. Прекращение походов викингов к этому времени не означали прекращения торговли. Экономику определяли различные факторы: земледелие, охота и добыча мехов, торговля. Основу богатства правящей элиты давала меховая торговля.

Богатые захоронения найденные в Саккола, Ряйселя, Каукола и Суотниеми говорят о быстром росте богатства на протяжении нескольких поколений. Эти захоронения представляют из себя сруб, в котором помещался один или чаще несколько умерших с большим количеством ценных вещей. Затем сруб засыпался землей и получался курган. Такие захоронения получили названия «дома мертвых».

Торговые связи с Новгородом постепенно перерастают в военный союз. Летописи часто упоминают о совместных боевых действиях карел и новгородцев. Так в 1187 г. карелы с новгородцами совершили поход на столицу Швеции Сигтуну. Город разграбили и сожгли. Захваченные в походе городские ворота до сих пор украшают новгородский Софийский собор. В 1198 г. карелы с новгородцами захватили опорный пункт Швеции в Финляндии г. Або. Город был разграблен. В качестве добычи был захвачен церковный налог со всей Финляндии за 5 лет, который готовили к отправке в Рим.

От новгородцев проникает к язычникам карелам и христианская вера. Вероятно карельская знать принимает христианство уже в 12 в., о чем говорит изменение похоронного обряда с языческого на христианский. Христианские захоронения начинают появляться с 12 в. и к концу 13 в. вытесняют остальные. К 12 в. относятся и появление характерных новгородских намогильных каменных крестов.

В 1226 – 1227 гг. новгородский князь Ярослав Всеволодович, совместно с карелами совершил поход в земли хямь. Знаменит этот поход не столько военными успехами, сколько тем, что закончился он массовым крещение карел «...того же лета князь Ярослав Всеволодович, послав, крести множество корел, мало не все люди…». Вероятно, карелы этим актом решили окончательно связать свои судьбы с новгородцами и подкрепить военный союз – духовным. Х. Киркинен подчеркивает, что этот акт был не крестовым походом, а решительно проведенной миссионерской работой.
Вероятно в 13 в. в Карелии начинают возникать и православные монастыри. В это же время получают распространение подвески в виде православных крестов, а несколько позже и шейные иконы. О раннем проникновении православия в Карелию и даже в Финляндию можно судить по тому, что многие финские христианские термины происходят из русского языка. Это например слова risti – крест, pappi – священник.

О православии говорят и карельские топонимы. Часто встречающееся название «Риеккала», происходит от карельского слова «крейкала», то есть место, где жил греческий монах. И действительно, на о. Риеккала в г. Сортавала была одна из древнейших церквей в Приладожье, а в заливе Риекала в районе п. Куркийоки была старейшая в районе часовня. Интересно, что финский историк Т. Швиндт еще в XIX в. использует слово «риекалайнен» как синоним «православный».

Карелы активно участвовали в политической жизни Новгорода. Об этом говорят летописи, в которых упоминаются выборные от карел такие, как Валит Корелянин и Иван Федорович Валит. Вообще слово «валит» означает «выборный». Возможно, что в дальнейшем такие выборные получили фамилию Валит. В Новгороде постоянно проживали представители карел. Об этом можно судить по находкам берестяных грамот. В них упоминаются карельские слова, названия мест и имена карел. 11 из них названы карельскими. Большинство из них найдено на «неревском конце» Новгорода на территории одной усадьбы на пересечении улиц Великой и Кузьмодемьянской. Самая старая из них (№590) относится к 1182-1212 гг. по одним исследованиям, или к 1065-1085 гг. по другим. Она содержит надпись: «Литва встала на Корелу» (Гайдуков 1992, 81). Другая грамота (№292) интересна тем, что в ней при помощи кириллицы записаны слова на карельском языке, это было нечто вроде карело-русского разговорника для купца. Грамоты (№130 и 248) содержат названия карельских деревень: Кюлолакша, Кирьяжский погост, Лайдикола, Курола, Сандалакша, Мундалакша.

Активное участие карел в Новгородских делах выразилось в участие в выступлении новгородцев против своего князя Ярослава в 1270 г.: «поднялась вся власть новгородская: псковичи, ладожане, корела, ижора, водь». Другое участие в антикняжеской партии против князя Дмитрия окончилось для карел карательной экспедицией князя в 1278 г.

Судя по всему, не позднее 12 в., Карелия вошла в состав новгородских земель. Однако при этом за Карелией по-прежнему признавалась известная автономность. Об этом можно судить по тексту торговых договоров между Новгородом, Ганзой и Готландом от 1262-1263 гг. в которых Новгород не гарантирует безопасность купцов на территории Карелии. Правда существует мнение, что Новгородцы лукавили, не желая поощрять проникновение готландских и немецких купцов в Карелию, и пугали их опасностями.

                                                                 Камни и древние обычаи

 В древности карелы почитали камни. Они считали, что духи камней такие же сильные, как и камни. В каждой карельской деревне был свой почитаемый камень. Это были отдельно стоящие большие камни, часто причудливой формы. Может быть, эти верования карелы переняли у лопарей, у которых культ сейдов – духов живущих в камнях сохранился до наших дней.

Иногда на камне выдалбливали углубления (чашки). Камни с такими углублениями называют «чашечниками». Сохранились легенды, по которым после смерти человека в родовом камне выдалбливали такую чашку. По определенным праздникам у таких камней собирались родственники на поминки, а в чашечки клали немного еды для умерших.

Некоторые такие обычаи сохранились до 19 в. В Сорола, на мысу, в изгибе пролива напротив слободы Лахденпохья, был большой жертвенный камень, на который клали много приношений. Специально с этой целью сюда приезжали жители Кумола в Егорьев день - так они просили, чтобы наступило хорошее лето.
  О том, что карелы в древности почитали камни, пишет Агрикола в предисловии к псалтыри: "Многому другому тоже поклонялись — камням, пням, звездам и луне."

 О древних верованиях карелов пишет в 1534 г., и архиепископ новгородский Макарий при наставлении на борьбу с язычеством иеромонаха Ильи с детьми боярскими: «…а молятца деи по скверным своим молбищом древесом и каменью…те скверные молбища, камение и древеса везде разоряти и истребляти в конец…». А в своем послании к царю Ивану Васильевичу он так описывает эти карельские обычаи: «Суть же скверные молбища их лес, и камение, и реки, и блата, источники, и горы, и холми, солнце, и месяц, и звезды, и езера, и проста рещи всей твари поклоняхуся яко богу, и чтяху и жертву приношаху кровную бесом, волы и овцы, и всяк скот и птицы». А инок Илья: «…нача искореняти прелести кумирские и скверные мольбища, лесы сечи и огню предавати, камение же чье в воду метати…». Однако, не все камение удалось в воду пометати. На больших камнях инок Илья выбивал кресты, чтобы изгнать злых духов, живших в них. Такие кресты можно видеть на жертвенных камнях в Суотниеми вблизи Приозерска, на большом камне на Тиверском городище и в некоторых других местах.

Выбит крест и на скале на берегу озера Рокколампи, что вблизи Ихоярви. Рядом с этой скалой есть многочисленные каменные кучи

 Еще одно свидетельство жертвенного камня – это житие преподобного Арсения Коневского. Арсений решил поселиться на о. Рантасаари в Ладожском озере и основать на нем монастырь. Когда он построил свою келью, то обнаружил, что на острове находится громадный камень, напоминающий голову коня. Местный житель рассказал ему, что на этом камне карелы раз в год приносят в жертву коня. Арсений запретил делать это. Он совершил молебен у камня и окропил его святой водой. Тогда из камня вылетели духи, принявшие облик черных воронов и улетели в сторону материка. С этого времени на острове не живут змеи, а сам остров получил название - Коневец.

Хранят свою тайну многочисленные каменные кучи. Такие кучи находят по всему Ладожскому побережью. Обычно они располагаются большими группами, часто на южных склонах гор или на мысах.

Около 40 таких куч находится на мысу Иивониеми в Куркийокском заливе. Множество куч есть на берегу оз. Вейаланярви вблизи п. Куликово. Археологические исследования показали, что некоторые каменные кучи – это карельские захоронения. Предназначение же большинства из них остается тайной. Может быть – это древние карельские капища, а может, они появились еще до прихода карелов на Ладогу.

Хранят свою тайну и каменные столы. В Приладожской Карелии известно довольно много таких каменных столов. Обычно это большой плоский камень, окруженный камнями поменьше. Они располагаются на возвышенных местах. Часто такое место носит название «кяряямяки» (гора совета). Может быть, за таким каменным столом собирался на совет карельский род. Такой стол сохранился на о. Линнасаари в заливе Терву. Такой стол был и в Риеккала вблизи п. Куркиеки, но при строительстве в 60-е годы 20-го века он был разрушен.                                                                                                                                                    

В местечке Рюхмялахти в волости Лапинлахти люди жили с давних
пор. Население его было православным, на скале Михкали стояла церковь. У берега сегодня можно увидеть причалы, сложенные из груды камней, ― явные свидетельства древности этих торговых путей. А на пологом склоне Лапинмяки остались каменный стол в окружении каменных стульев. Там было место совета.

Удивительная находка была сделана на о. Кильпола. В 80-е годы 19 в. при земляных работах был найден каменный новгородский крест. Такие кресты называются кельтскими. Их множество находят в Ирландии, Англии и в Скандинавии. В 12-14 вв. такие кресты ставят новгородцы, чтобы отметить памятное место. Обычно
это место гибели знатного человека, место сражения или место, где произошло важное событие. Немного осталось таких каменных крестов и только один из них найден в Карелии. Наверное, навсегда останется тайной, какое событие должен был напоминать этот крест. Но найден он в начале древнего торгового пути, который вел из Древней Карелии далеко на север, до Ботнического залива и Белого моря.

Сохранилось интересное предание, которое проливает свет на загадку ладожских землетрясений: “В стародавние времена некий князь перед дальним путешествием пошёл к арбую (жрецу), чтобы тот предсказал, удачным ли будет поход. Арбуй ответил: ”Когда будешь возвращаться и уже увидишь родные берега, твоё судно утонет”. Задумался князь, но всё равно отправился в путешествие. И вот возвращается он из далеких стран, и видны уже и остров Каннансаари, и родные берега Куркийокского залива. И тогда князь сказал: ”Видно, ошибся на сей раз арбуй! Не пройдёт и часа, как я буду дома!” В это время корабль проходил по самому узкому месту пролива — под отвесной скалой Риуттавуори. Неожиданно раздался страшный треск, грохот. От скалы откололись огромные глыбы и потопили корабль…” Было это на самом деле или нет, трудно сказать, но то, что из воды и по сей день выступает груда гигантских глыб, — несомненно.

                                                       Древняя Карелия на берегах Ладоги.

 
В 6 в. н. э. на Карельском Перешейке появляются люди знакомые с земледелием и умеющие обрабатывать железо. Археологи находят принадлежавшие этим людям железные топоры, наконечники копий и стрел, а также каменные кресала. Вероятно, они были торговцы мехами. Они пришли по р. Вуоксе и селились, в основном, по ее берегам. Вуокса в то время впадала в Ладожское озеро и Финский залив и позволяла на судах легко попадать из Балтийского моря в Ладожское озеро. В период с 6 по 8 вв. они создали несколько поселений в районе оз. Суванто (Суходольское), п-ва Суотниеми (около г. Приозерска) и Ряйсяля (п. Мельниково). Данные археологии позволяют утверждать, что эти люди принадлежали к потоку переселенцев, который начался в Эстонии, прокатился через Финляндию и докатился до берегов Ладожского озера.

Поселенцы застали на берегах Ладоги кочевавших Саамов (Лопарей). Они поселились среди них и установили с ними торговые связи. Поселенцы выменивали меха у саамов на изделия из железа и украшения, которые те не умели делать.

Эта волна поселенцев была немногочисленна. Их поселения редки.

В 9 в. ситуация меняется. Северного Приладожья достигла большая волна новых поселенцев. Археологические находки позволяют говорить о том, что эти поселенцы были выходцами из финского племени, которое обитало южнее Ладожского и Онежского озер. Другие потомки этого племени дали начало таким народам как весь и ижора. Поселенцы застали на северных берегах Ладоги кочевые племена саамов и редкие поселения западно-финских поселенцев. В период 10-12 вв. они смешались с ними и заселили территорию по северному берегу Ладожского озера от района современного г. Сортавала до южного берега оз. Суванто, и по р. Вуоксе от берегов Ладожского озера до Финского залива в районе г. Выборга. В этот период на этой территории происходит формирование новой народности со своими этническими чертами и своим языком. В нее органически вошли, кроме новых поселенцев, жившие здесь саамы и потомки переселенцев с запада.
                                                                                                                                                                                 

Первое упоминание о новом народе мы встречаем в сагах о походах шведских викингов. Викинги совершали дальние походы, как военные, так и торговые и в 9-10 вв. достигли и берегов Ладоги.

Во многих сагах мы встречаем упоминание о живущем здесь народе кирьяла. По словам саг, этот народ был богат, торговал с саамами, проникая для этого далеко на север и оказывал викингам достойное сопротивление. В «Саге о древних конунгах» говорится о конунге Иваре Видфамне, который даже погиб во время похода на кирьялов.

В «Саге о Хальвдане, сыне Эйстейна» рассказывается о битве викингов в Кирьяланботн. В саге также рассказывается о Гриме, который жил в замке, и правил всей этой страной. Хотя саги и не могут считаться достоверными историческими источниками, но упоминание в сагах карел и Карелии говорят о существовании связей между скандинавами и карелами и о военном и экономическом развитии Карелии в то время.

Землю кирьялов викинги называли Кирьялаланд или Кирьялаботн. Последнее название можно перевести как кирьялы живущие в конце заливов. Такие заливы, фиорды, есть только на северном побережье Ладожского озера. Сопоставив это название с археологическими находками в Северном Приладожье, которые говорят, что поселения местных жителей действительно располагались в концах длинных заливов, можно отожествить с ними народ кирьялов. Интересно, что известный ученый лингвист Д. В. Бубрих считает, что это слово происходит от балтийского слова «гирья», что означает горная страна, возвышенность. И действительно Северное Приладожье возвышается над окружающей ее плоской местностью.

Первое упоминание народа кирьялов в русских летописях мы встречаем в 1143 г. Русские называли их корела. Это название народа в русском языке существовало до 19 в., когда постепенно было вытеснено другим – карелы. В дальнейшем мы будем использовать это слово.

Существуют и другие версии происхождения названия этого народа.

Наиболее старая версия производит название Карелия от «karja» - скот и от занятия карел скотоводством. Эта версия существует с 17 в.

Заселив Северное Приладожье, карелы обнаружили водные пути ведущие далеко на север. Один из вариантов этого пути начинался из Ладожского озера по р. Хийтоланйоки (Кокколанйоки), и, затем, по системе рек и озер позволял добраться до Ботнического залива в районе Оулу и Белого моря в районе Кеми.

Торговцы мехами зимой устремлялись по этому пути в земли саамов. По всему этому пути возникли торговые поселения карелов.

Меха зимой поступали в Приладожье, а летом отправлялись дальше – в Новгород, Готланд и далее вплоть до Византии и Средней Азии. Об интенсивной торговле говорит нам множество найденных кладов серебряных монет. В основном, клады были спрятаны в 11-12 вв. Большие клады монет были найдены в окрестностях Выборга, Приозерска, Куркиеки. Большинство серебряных монет принадлежат германским княжествам, но есть и византийские и среднеазиатские.

К этому же времени относятся многочисленные находки, свидетельствующие о присутствии карел на всем протяжении водного торгового пути, ведущего на север. Это, в основном, карельское оружие и украшения.

Предметы, связанные с пребыванием карел находят по рекам Кемийоки, Оулуйоки, Иийоки, на побережье Кандалакшского залива и, даже, по р. Торнийоки. Вероятно, здесь были постоянные торговые селения карел. Орнамент на деревянных предметах из Аиттоперя и Пудасярви, в точности воспроизводит орнамент на берестяном кошельке найденном на п-ове Суотниеми в окрестностях Приозерска.

В подробностях восстановить торговый водный путь карел на север удалось благодаря сохранившемуся документу. В этом документе, записанном в 1556 г., описывается беседа фогта г. Турку с неким карелом Ноусиа Веняляйненом. Содержание беседы касалось торговых путей из г. Корела (Приозерск) по р. Кокколанйоки и далее к северным районам Ботнического залива, к г. Оулу. О том, что в XV — XVI вв. этот путь широко использовался карелами и в торговых, и в военных целях, общеизвестно. Но Ноусиа о нем говорил как о хорошо знакомом с такой убедительностью и уверенностью, что возникает предположение об известности названного пути с давних времен. 

Обширная торговая деятельность карел вплоть до Ботнического залива находит свое отражение и в скандинавских сагах. Так в исландской «Саге о Эгиле» описан поход в Лапландию Торольфа Квелдулфссона воина короля Харальда Харфагера для сбора дани и его конфликт с карелами. Действие саги относится к 9 в. и может описывать реальный конфликт карел с квенами и норвежцами.

О присутствии карел вплоть до р. Торнионйоки, говорит нам и топонимика этих мест.

Карельские поселения на побережье Ботнического залива существовали до 14 в. Отсюда карельские суда плавали в Швецию и Германию. Передвижение карельских судов по Ботническому заливу было запрещено шведским королем в 1365 г.

Торговля мехами была очень выгодна. Первыми торговыми партнерами карел были шведы и готландцы. Вероятно в Карелии часто бывали шведские торговцы и некоторые даже жили здесь постоянно. Об этом говорят многочисленные захоронения в окрестностях Куркиеки. Одно время даже считали, что здесь была торговая колония норманнов аналогичная Старой Ладоге.

Но уже с 11 в. в своей торговле карелы, в основном, стали ориентироваться на Новгород. Суровые условия земледелия не всегда могли обеспечить карел зерном. Зерно также ввозилось из Новгорода, особенно в неурожайные годы. Торговые связи с Новгородом быстро переросли в культурные и политические. Карелы переняли у новгородцев приемы обработки железа и производства керамики. Характерный растительный узор, ставший визитной карточкой карельских украшений, также пришел из Новгорода

Поселения древних карел располагались на побережье Ладожского озера и в устьях рек. Место выбиралось так, чтобы располагаться на торговом пути, и вблизи были плодородные земли пригодные для земледелия. Нельзя было забывать и о нападениях врагов. Для этого лучше всего подходили окончания длинных и узких Ладожских заливов – фиордов. Вблизи поселения обязательно сооружалась крепость-убежище. Наиболее известными карельскими поселениями являются Куркиеки, Хяменлахти и Купала на Куркийокском заливе, Микли вблизи Лахденпохья, Паасо вблизи Сортавала. Хорошо известны также крепости-поселения Корела и Тиверск. Вблизи поселения обязательно было торговое место.

Карельские крепости на холмах образуют уникальную и мощную оборонительную систему. Аппельгрен приводит 360 названий со словом «крепость» относящихся к скалам, островам, горам. Но вероятно большинство из них не является в действительности крепостями. В Приладожье насчитывается около 40 достоверных крепостей.

Древние крепости в Приладожье чаще всего располагаются на побережье или в устье рек. Не всегда это действительно холм или гора, но всегда труднодоступное место. В трех случаях они расположены на островах. Более половины крепостей расположены на возвышенностях превышающих 30 м., а городище Паасо и Микисало в Импилахти превышают 70 м.

Крепости окружались каменными валами, часто двойными и тройными. Камни складывались насухо. Иногда каменные валы сверху засыпались землей. Во многих крепостях имеются в валах проходы. В крепостях найдены также остатки домов, очагов, костров. При раскопках крепостей найдено много предметов. Особенно много предметов найдено при раскопках в Приозерске, Куркиеки, Хяменлахти, Тиверске, Паасо.

Оборона строилась следующим образом. Удаленные крепости служили для наблюдения и сбора войск. Для той же цели служили и возвышенности, с которых могли подаваться сигналы. В Карелии есть много возвышенностей с названиями указывающим на это - Vahtimäki (Сторожевая гора), Kokkomäki (Костровая гора), Palomäki (Огненная гора). И, наконец, крепости расположенные непосредственно в поселениях служили для укрытия женщин, детей, скота и имущества во время серьезного нападения.

Несомненно, что для строительства такого большого количества крепостей, возведения валов и просто для того, чтобы держать такое большое количество постоянных наблюдателей в крепостях, надо было иметь развитую социальную структуру и большое богатство.

К началу 12 в. среди карел выделяется правящая элита. Прекращение походов викингов к этому времени не означали прекращения торговли. Экономику определяли различные факторы: земледелие, охота и добыча мехов, торговля. Основу богатства правящей элиты давала меховая торговля.

Таким образом, в 12 в. закончилось формирование нового народа – карел. К этому времени карелы приобрели черты, отличающие их от окружающих народов – в языке, культуре, социальной и политической организации.

                                                                Быт и обычаи древних карел.

Для письма древние карелы использовали кириллицу, которую они переняли у новгородцев. Первым свидетельством этого являются новгородские берестяные грамоты. Так в грамоте №292 приводится на карельском языке запись заклинание против молнии или текст клятвы. Очень интересна грамота №403. В ней приводятся записи торговых операций в Кирьяжском погосте, а в конце следует небольшой русско-карельский словарь. В основном записывались торговые операции, долги, инструкции купцов своим приказчикам.

О нравах и обычаях карел лучше всего позволяет судить похоронный обряд. Похоронный обряд отражал верования древних карел и менялся со временем. Наиболее древние захоронения отражают веру карел в загробный мир, в котором умершему необходимы будут различные предметы, которые и помещали в могилу вместе с ним.

Наиболее древним был обряд кремации. Сожженные остатки человека размещали на земле вместе со сломанными предметами, а затем над ними насыпали небольшую каменную груду.

С 11 в. карелы начинают хоронить без кремации. При этом ориентация трупа была головой на север. В могилу также помещали множество предметов и украшений.

С 12 в. начинают появляться могилы с гробами. Постепенно захоронения приобретают явно христианские черты – покойный размещается головой на запад, и в могиле отсутствуют посторонние предметы. К 14 в. христианский похоронный обряд вытесняет остальные.

Северо-западное Приладожье карелы выбрали из-за удобных водных путей и безопасных фиордов. Но для сельского хозяйства условия здесь были тяжелыми. Если на Карельском перешейке большинство продуктов питания давало земледелие, то в Приладожье земледелие было вспомогательным по отношению к рыбалке и охоте даже в 15 в. Это хорошо заметно по писцовым книгам 1500 г. Если в Передней Кореле основой налогообложения была земельная мера – обжа, то в Задней Кореле – охотничье оружие - лук. Тем не менее, анализ пыльцы показал, что и в Приладожье начиная с 9 в. развивается земледелие. Основой земледелия была подсека. Вырубался участок леса, который затем поджигался. По свежему пожогу обычно сеялась репа, а затем зерновые. Такой участок обычно использовался лет 7-10, а затем переходили на новое место. В качестве зерновых в 9-12 вв. использовались пшеница и ячмень. Но затем климат начинает ухудшаться и пшеницу сменяет рожь. Появляется овес. Однако зерна карелам не хватало и его приходилось закупать в Новгороде.

Кроме земледелия, было развито и животноводство. Карелы славились своими конями, которые продавались на рынках Новгорода и Готланда. Еще в 9-12 вв. на Карельском Перешейке водились дикие лошади. Карелы традиционно приручали их и разводили. О большом значении лошадей говорит топонимика и культ коня существовавший у карел. В летописях даже сохранилось упоминание о «кобылицкой кареле».

Широкое распространение получило также овцеводство. Карелы разводили также особую породу коров. Карельская корова была низкоросла, весила около 100 кг. И давала в день 2-4 л. молока. Зато ее не надо было пасти. Коров просто отпускали в лес. Чтобы ее легче было найти, а также для защиты от волков на шею ей вешали ботало. Хороший доход давало также бортничество. Большое значение имели также лососевые тони и бобровые ловы. Бобров разводили специально на подходящих для этого участках рек. Интересно, что при проведении границы между Швецией и Новгородом в 1323 г., новгородские карелы сохранили право собственности на ловы и тони расположенные на шведской территории.

Широкое распространение получило производство железа и изготовление предметов из него. Железные предметы производились и для своих нужд и на внешний рынок. Железо добывали из местной болотной руды. В небольшие доменки помещали болотную руду вперемежку с древесным углем и использовали сыродутный процесс. В результате получалось неплохое железо и сталь. Производство железа получило такое широкое распространение, что в писцовой книге 1500 г. упоминаются деревни целиком занятые производством железа.

Оружие древних карел было в основном русского типа, но встречается и западного. В Карелии найдено 24 меча – целых или фрагментов. Мечи были прямые, обоюдоострые длиной около 1 метра. Носились на кожаной перевязи на поясе в ножнах из дерева и кожи и бронзовым наконечником. Навершие, рукоять и перекладина украшались характерным растительным узором. На лезвие часто встречается инкрустация и узоры. На мече найденном в Куркиеках надпись на латинском языке.

Наконечники копий длиной от 26 до 37 см. различных типов. Наиболее длинные и массивные, вероятно относятся к рогатинам. Некоторые украшались орнаментом и рисунками. На нижнюю сторону копья надевался вток длиной около 8 см. и диаметром 2 – 3 см.

Найдено много топоров. Боевые топоры по форме не отличались от рабочих, но были меньше и легче. На некоторых также имеется инкрустация.

Очень разнообразны наконечники стрел. Это и обычные, и срезни – широкий наконечник наносивший большую рану коню или незащищенному воину, и граненые бронебойные наконечники для пробивания тяжелого доспеха. Найдены также арбалетные стрелы.

Найдены многочисленные предметы конского снаряжения: удила, подковы, пряжки. Найдены также оригинальные шипованные (ледовые) подковы, позволявшие передвигаться на лошади по гладкому льду.

Доспехов не найдено. Единственная находка в Ряйсяля – несколько десятков маленьких железных пластинок, вероятно детали доспеха.

Найденное оружие позволяет говорить, что карельские воины имели разнообразный и мощный арсенал, который полностью соответствовал уровню военной техники того времени.

Оружие было и привозное и местного изготовления. Об этом можно судить по раскопкам кузнецы в Паасо и Тиверском. При этом были найдены многочисленные заготовки оружия и инструментов, позволившие судить о мастерстве карельских кузнецов.

                                             Письменные известия о карелах (X-XVI в).

С.И. Кочкуркина, А. М. Спиридонов, Т. Н. Джаксон.

Петрозаводск, 1996.
Древнескандинавские письменные источники



В настоящем издании впервые приводится свод древнескандинавских письменных источников по истории Карелии. Особая ценность этих источников определяется тем, что в них имеется информация по истории края до XII в. — времени, практически совершенно не освещенному в русских письменных памятниках. Кроме того, в древнескандинавской литературе отразились некоторые оригинальные факты истории скандинаво-карельских контактов в период крестовых походов, прежде всего — сведения об освоении корелой северных районов Фенноскандии, пограничных с Норвегией.

Публикуемые фрагменты текстов, содержащие сведения о древних карелах, происходят из источников разных жанров — латино-язычной норвежской хроники, исландских анналов, географических трактатов, саг различных видов (королевских, родовой, о древних временах). Следует учитывать, что жанровая специфика перечисленных групп памятников — самостоятельных, имеющих свои особые истоки — непосредственно влияет на возможности использования их в качестве исторических источников (Мельникова, Глазырина, Джаксон, 1985, с. 36—53). Каждый из приводимых ниже фрагментов снабжен краткой источниковедческой характеристикой памятника, из которого он заимствован. Исторические комментарии известий не претендуют на полноту и завершенность: в них составители попытались отразить современное состояние дел с использованием древнескандинавского круга источников в изучении истории Карелии.

Тексты помещены в соответствии с устанавливаемой исследователями последовательностью их сочинения, а не по хронологии приводимых известий. Такое расположение материалов в данном разделе вызвано тем, что сколько-нибудь точная датировка некоторых сведений (например, географического характера), которые основаны на устной традиции, восходящей к эпохе викингов (VIII—XI вв.), очевидно, вообще невозможна. Указанные в комментариях абсолютные даты событий, упоминаемых в сагах, большей частью установлены исследователями путем сопоставлений с датированными фактами, известными по нескандинавским источникам, поскольку летоисчисление в самих сагах, а для раннего времени также в хрониках и анналах, основано на генеалогическом принципе и ведется по времени правления того или иного конунга.

В основной массе публикуемых текстов древние карелы выступают под именем «кирьялы» (kirialar, kirjalar). Эта форма этнонима нуждается в особой оговорке. Э. М. Метцентин отметила неясность происхождения «i» в первом слоге и указала на формы с гласными «а» и «ае» как исходные в скандинавском языке, восходящие к древнерусской огласовке этнонима «корела» (Metzenthin, 1941, S. 57—58). По мнению Д. В. Бубриха, в форме kirjalar отразилось архаическое название древнекарельского населения, приближенное к исходной форме — kirjala(iset) <балт. girja, garja — 'ropa' (Бубрих, 1947, с. 17; 31; 1971, с. 17). В комментариях к текстам термины «древние карелы», «кирьялы» и «корела» употребляются как синонимы.



I. «История Норвегии»

II. «Легендарная сага об Олаве Святом»

III. «Красивая кожа»

IV. Снорри Стурлусон «Круг земной»

V. «Сага об Эгиле Скаллагримссоне»

VI. Стурла Тордарсон. «Сага о Хаконе, сыне Хакона»

VII. «Разграничительная грамота»

VIII. Исландские анналы

IX. Древнескандинавские географические сочинения

X. «Сага об Одде-Стреле»

XI. «Сага о Хальвдане, сыне Эйстейна»

XII. «Фрагмент о древних конунгах»                                                                                                                                    

                                                                   I. «История Норвегии»

На северо-восток простираются за Норвегию многочисленные племена, преданные (о ужас!) язычеству, кирьялы и квены, рогатые финны, и те и другие бьярмоны. Но мы не знаем точно, какие племена обитают за этими. Однако, когда некие моряки стремились проплыть от Ледяного острова[1] к Норвегии и встречными бурями были отброшены в зимнюю область, где прибились между вириденами[2] и бьярмонами, где, как свидетельствуют, обретались люди удивительной величины и где была страна дев (каковые, как говорят, зачинают, попробовав воды)... (Historia Norwegix, 1880, р. 74—75).



«История Норвегии» — латиноязычная хроника, охватывающая историю норвежских конунгов с древнейших времен до 1115 г. Автор ее неизвестен. Хроника сохранилась в единственной рукописи середины XV в. Из предложенных многочисленных дат написания этого сочинения (с 1152—1163 по 1264—1266 гг.) наиболее убедительной представляется датировка С. Эллехёя 1170-м годом, основанная на детальнейшем анализе «Истории Норвегии» в связи с хронологически и тематически близкими ей сочинениями (Ellehoy, 1965, s. 142—174).

Приведенный фрагмент происходит из географического введения к хронике и описывает пограничные с Норвегией земли на севере Фенноскандии и их население. Квены (фин. kainuu, kainulaiset) — финское население прибрежной полосы у северной оконечности Ботнического залива (ср.: его русское название «Каяно море»), территории современной финляндской провинции Остерботния и, видимо, смежного района Северной Швеции (Мельникова, 1986, с. 209; Julku, 1986). «Рогатые финны» — жители Финнланда, в данном случае саамы (лопари). Г. Сторм, издатель «Истории Норвегии», полагает, что в ней на финнов перенесена легенда о сатирах (отсюда — «рогатые финны»), а на квенов — легенда об амазонках (ибо «Квенланд» можно перевести как «Страна дев»). «...те и другие бьярмоны» — жители Бьярмии, широко локализуемой на Восточноевропейском Севере (Джаксон, Глазырина, 1986, с. 7—14; Мельникова, 1986, с. 197—200). Обращает на себя внимание указание хроники на двучастность Бьярмии. Сведения о двух частях этой страны имеются также в «Деяниях датчан» Саксона Грамматика (рубеж XII—XIII вв.). Объясняя эти сведения с привлечением ряда других источников, можно прийти к выводу, что два Бьярмаланда были разделены Белым морем и его Кандалакшским заливом, а суммарно охватывали всю западную половину Беломорья между реками Онега и Стрельна (или Варзуга) (Джаксон, Мачинский, 1988, с. 25—26).

Сведения хроники об этногеографии Северной Фенноскандии перекликаются с рассказами норвежца Оттара, изложенными в «Орозии короля Альфреда» конца IX в., — этот на 300 лет более ранний источник также упоминает квенов, финнов (терфиннов) и бьярмов (Матузова, 1979, с. 13—35). Однако присутствие древних карел в этом регионе впервые фиксируется «Историей Норвегии». Согласно контексту, кирьялов уже до 1170 г. встречали где-то вблизи областей расселения квенов и финнов, т. е. у северной оконечности Ботнического залива и, видимо, к северо-востоку от него. При этом речь должна идти о достаточно значительном массиве древнекарелького населения, по всей видимости, постоянно обитавшем на Севере (см. также ниже комментарий к «Саге об Эгиле»).

                                                                                                            примечания

[1] Ледяной остров — Исландия.

[2] Виридены—гренландцы. По представлениям скандинавов того времени, Гренландия соединялась с материком где-то за Бьярмаландом.

 

                                                        II. «Легендарная сага об Олаве Святом»

Теперь плывет ярл Свейн через Фольд. И так на юг вдоль земли, и приплывает теперь со своим войском на юг в Данмарк, и на восток через Эйрарсунд, и так в Свитьод[1] к конунгу свеев, рассказывает ему эти новости. Теперь предлагает конунг свеев ярлу остаться у него. А ярл говорит, что хочет воевать летом на Восточном пути. Затем он так [и] поступает. И осенью он был на востоке в Кирьялаланде, отправился оттуда вверх[2] в Гардарики[3], опустошая страну. Заболел там и умер там осенью. Лишился тогда ярл Свейн своей жизни. А Эйнар отправился назад в Свитьод. И много лет был там в державе конунга свеев и на севере в Хельсингаланде, а иногда в Данмарке. (Olafs saga hins helga, 1922, s. 26).



«Легендарная сага об Олаве Святом» восходит к несохранившейся «Средней саге об Олаве Святом», возникшей в самом начале XIII в., а та, в свою очередь, — к так называемой «Древнейшей саге об Олаве Святом», датируемой исследователями в интервале от 1150 до 1200 г. «Легендарная сага...» написана, как принято считать, в начале XIII в.; автор ее неизвестен. Текст представлен единственной норвежской рукописью, составленной около 1250 г. в Трённелаге. Сага носит характерные черты христианской житийной литературы и является церковной версией саги об Олаве Харальдссоне — норвежском конунге (1014— 1028 гг.), активно способствовавшем христианизации страны и ставшем первым канонизированным норвежским святым.

Согласно реконструируемой хронологии, описываемые в цитированном фрагменте события происходили летом и осенью 1015 г. Сага не рассказывает прямо о грабежах ярла Свейна в Кирьялаланде, но на них указывают сами цели организации этого летнего викингского похода. Свейн был вынужден покинуть Норвегию после поражения в битве с конунгом Олавом Харальдссоном и отправился к конунгу Олаву Шведскому, надеясь с его помощью вернуть обратно свои земли и положение на родине; в результате переговоров, поход в Норвегию с шведским войском был назначен на зиму, а летом, дабы время в ожидании помощи не пропадало даром, Свейн и его люди решили совершить военную экспедицию на восток, «чтобы добыть себе добра» (Снорри Стурлусон, 1980, с. 190—195)[4].

                                                                                                                примечания

[1] Свитьод — Швеция.

[2] «Вверх» означает «от побережья» или «в глубь территории».

[3] Гардарики — древнескандинавское название Руси.

[4] О походе ярла Свейна см. также: Рыдзевская, 1945, с. 56—57; Свердлов,

1974, с. 58—59; Джаксон, 19896, с. 16—18.

                                                               III. «Красивая кожа»

Ярл Свейн отправился на юг в Данмарк, а оттуда на восток в Свитьод к конунгу свеев и рассказал ему эти новости. Конунг Олав хорошо принял ярла и просил его остаться у него в Свитьод, но он хотел воевать летом в Восточном государстве, и так он и сделал. И когда наступила осень, он [уже] был на востоке в Кирьялаланде, отправился оттуда вверх в Гардарики, опустошая страну, заболел там и умер. Эйнар Брюхотряс отправился назад в Свитьод и был много зим в державе конунга свеев или в Нордхельсингьяланде, а иногда в Данмарке. Конунг Олав Толстый подчинил тогда всю Норвегию с востока от Эльва и на север до Гандвика. (Fagrskinna, 1902—1903, s. 154).



«Красивая кожа» — свод саг о норвежских конунгах от Хальвдана Черного по 1177 г. Автор свода неизвестен. Предполагается, что «Красивая кожа» была написана около 1220 г. исландцем, но в Норвегии, в Тронхейме — для (или даже по указанию) конунга Хакона, сына Хакона. Две норвежские рукописи (А — первой половины XIV в., В—около 1250 г.) сгорели в 1728 г. За исключением одного листа рукописи В, сохранились лишь восходящие к этим пергаменам бумажные списки.

Приведенный фрагмент почти дословно повторяет процитированный более ранний текст «Легендарной саги об Олаве Святом» и, по-видимому, основывается на последней или на общем для двух саг источнике. Помимо них, сведения о восточном походе ярла Свейна содержат еще семь памятников древнескандинавской письменности, но Кирьялаланд в них не упоминается[1].

На первый взгляд, в источниках царит известный разнобой. «История о древних норвежских королях» монаха Теодорика (1177—1180 гг.) и «Обзор саг о норвежских конунгах» (около 1190 г., перевод соответствующего фрагмента «Обзора...» см.: Рыдзевская, 1978, с. 41) при указании направления похода говорят о Руси (Ruscia и Gardar), «Легендарная сага об Олаве Святом» — о «Восточных путях» (um Austrvego), «Красивая кожа» — о. «Восточном государстве» (i Austrriki), «Круг земной» Снорри Стурлусона (около 1230 г.), три редакции написанной им же «Отдельной саги об Олаве Святом» (между 1220 и 1230 гг.) и «Большая сага об Олаве, сыне Троггви» (около 1300 г.) — о Восточном пути» (i Austrveg). И все же эти топонимы не противоречат друг другу. Дело в том, что древнескандинавская географическая номенклатура с корнем aust-претерпевала последовательное сужение своего значения. Если в скальдических стихах и рунических надписях (памятниках Х—XI вв.) этими топонимами обозначались любые территории, лежавшие к востоку от Скандинавии (Восточная Прибалтика и Беломорье, Русь, Византия и Италия), то в ранних королевских сагах (в их числе «История...», «Обзор...» и «Легендарная сага...») — территории Восточной Прибалтики и Руси, чаще — только Руси и, наконец, в поздних королевских сагах («Красивая кожа», «Отдельная сага...», «Круг земной») — только восточноприбалтийские земли (подробнее см.: Джаксон, 1988, с. 140—145). Однако эти наблюдения справедливы лишь по отношению к оригинальным текстам; в тех же случаях, когда идет заимствование из более раннего источника, не всегда происходит переосмысление каждого топонима исходного текста. Именно таким заимствованием из «Легендарной саги...» или ее архетипа, скорее всего, является топонимия перечисленных поздних королевских саг, упоминающих о походе Свейна. Таким образом, «Восточный путь» и «Восточное государство» (термин более расплывчатый и реже употребляемый) в них могут покрывать как Русь, так и Восточную Прибалтику.

Где же Свейн и его люди провели лето и осень 1015 г.? Две наиболее ранние саги говорят только о Руси. «Легендарная сага...» и повторяющая ее «Красивая кожа» — о Кирьялаланде и Руси, а поздние королевские саги — вновь лишь о Руси, хотя одним из вероятных источников Снорри Стурлусона была «Красивая кожа». По нашему мнению, причиной исключения Кирьялаланда из маршрута Свейна в поздних королевских сагах явилось представление о неразделенности Кирьялаланда и Гардарики. Эта неразделенность прослеживается уже в приведенных фрагментах «Легендарной саги...» и «Красивой кожи», где движение в пределах «Восточных путей» / «Восточного государства» из Кирьялаланда в Гардарики описывается при помощи наречия upp—«вверх (от побережья в глубь материка)», обозначающего, как правило, перемещение в границах одной страны. Употреблению источниками при указании объекта похода разных (но не противоречащих друг другу) понятий могло способствовать действительно двойственное положение Кирьялаланда и на западной границе Руси, и в Восточной Прибалтике. Для пояснения характера этой двойственности укажем, что Г. С. Лебедевым (1985, с. 185—189) выделены три зоны «географического пространства» норманнов на востоке — наиболее близкая и известная им прибалтийская, хорошо знакомая древнерусская и географически неопределенная «понтийско-византийская» (см. также: Мельникова, 1986, с. 50). Восточное побережье Финского залива и Приладожье находятся при этом в пограничье, в зоне взаимоналожения прибалтийской и древнерусской зон.

Объективной основой для объединения Кирьялаланда и Гардарики, в представлениях скандинавов, могло послужить включение земель корелы (наряду с землями других племен Восточной Прибалтики) в состав государственной территории Руси. Обстоятельства и дата распространения древнерусской государственной территории и дани на корелу не нашли отражения в источниках, но можно достаточно уверенно отнести этот процесс ко времени не позднее начала XI в. Под 1042 г. летопись сообщает о походе князя Владимира Ярославича на племя емь (тавастов) в центральные районы современной Финляндии (Повесть временных лет, ч. 1, 1950, с. 103)[2]. Поход, возглавлявшийся князем, безусловно, преследовал цель обложения населения государственной данью; косвенно он свидетельствует о том, что древнекарельская племенная территория в Северо-Западном Приладожье в это время уже находилась под древнерусским контролем, тем более, что поход был конным, и его маршрут не мог пройти мимо Северо-Западного Приладожья.

                                                                                                            примечания


[1] В «Круге земном»: «Свейн ярл отправился со своим войском в Гардарики и разорял там селения. Он пробыл там все лето, а когда наступила осень, двинул свое войско назад в Швецию. Но тут он заболел и умер» (Снорри Стурлусон, 1980, с. 195).

[2] По мнению X. Киркинена, поход на емь 1042 г. (а также ряд последующих) мог быть направлен не на территории центральных областей современной Финляндии, а в низовья Северной Двины, где некая «емь» (этноним? топоним?) упоминается Уставом Святослава Ольговича 1137 г. (Kirkinen, 1982, р. 260—261). Такое предположение нам представляется совершенно невероятным.

                                                      IV. Снорри Стурлусон «Круг земной»



...тогда сказал Торгнюр: «Иной нрав теперь у конунгов свеев, нежели был раньше. Торгнюр, мой дед по отцу, помнил Эйрика, конунга Уппсалы, сына Эмунда, и так говорил о нем, что, пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финнланд[1] и Кирьялаланд, Эйстланд[2] и Курланд[3] и многие другие восточные земли. И можно видеть те земляные укрепления и другие постройки, которые он возвел... Торгнюр, мой отец, всю жизнь находился у конунга Бьёрна. Был ему известен его обычай. При жизни Бьёрна государство его было очень сильным и не уменьшалось... А я помню конунга Эйрика Победоносного, и был я с ним во многих походах. Увеличил он государство свеев и смело защищал его... А конунг тот, который сейчас [у нас] ... теряет земли, обязанные данью, из-за отсутствия энергии и мужества...» (Snorri Sturluson, 1945, s. 115—116).



«Круг земной» — свод car о норвежских конунгах с древнейших времен до 1177 г. Третью часть по объему в нем занимает «Сага об Олаве Святом», из которой происходит приведенный фрагмент. Как считают исследователи, Снорри Стурлусон написал «Круг земной» около 1230 г. В предшествующее десятилетие им была написана так называемая «Отдельная сага об Олаве Святом», в трех известных редакциях которой соответствующее место почти дословно совпадает с процитированным нами. Оба сочинения Снорри сохранились во многих списках XIII—XIV вв.

Приведенный отрывок — речь лагмана Торгнюра, обращенная к конунгу Олаву Шведскому (годы правления — 955—1022). Дело происходит на тинге в Уппсале, согласно восстановленной для «Круга земного» хронологии — в 1018 г. По вычислениям Б. Нермана, упомянутый в речи Торгнюра конунг Уппсалы Эйрик, сын Эмунда, умер в 882 г., а «покорение» «Восточных земель» относится к началу его правления — 850—860-м годам (Nerman, 1914, s. 19; 1929, s. 50—51). «Покорение» перечисленных лагманом территорий, конечно, нельзя рассматривать как включение их в состав древнешведского государства (в качестве такового еще не существовавшего в середине IX в.), как постоянное и прочное данническое подчинение на протяжении полутора столетий. «Покорение» в данном случае — разовые сборы дани, сопутствовавшие грабежам при нападениях, выкупы с населения, полученные шведскими конунгами в ходе отдельных военных набегов. Такое «покорение» территории Восточной Прибалтики действительно имело место в IX и Х вв., что подтверждается другими источниками (подробнее см.: Ловмяньский, 1985, с. 113—118 и комментарий В. Я. Петрухина, с. 264—266; Джаксон, 1981, с. 27—42). Нет оснований отвергать подобную интерпретацию сообщения «Саги об Олаве Святом» и по отношению к Кирьялаланду, тем более, что по известию «Повести временных лет» под 859 г. (даты сходятся), «имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенех, на мери и на всех, кривичех» (Повесть временных лет, ч. 1, с. 18), т. е. довольно далеко к востоку и югу от коренной племенной территории корелы в Приладожье.

Посещение норманнами территории расселения древних карел достоверно зафиксировано археологическими памятниками Северо-Западного Приладожья конца I —начала II тысячелетия н. э.: североевропейское влияние отчетливо прослеживается в материальной культуре местного населения, известны и захоронения скандинавов в этом районе (Кочкуркина, 1982, с. 14—25). При оценке характера и интенсивности скандинаво-карельских контактов в IX—Х вв. необходимо учитывать, что территория расселения древних карел у северо-восточной оконечности Финского залива находилась у «входа» в разветвленную систему водных коммуникаций Восточной Европы — Балтийско-Волжской и Балтийско-Днепровской (путь «из варяг в греки»). На этих водно-волоковых магистралях в наибольшей степени проявилась торговая и военно-политическая активность скандинавов в древнерусское время (Лебедев, 1985, с. 227—235; Кирпичников, Дубов, Лебедев, 1986, с. 218—235). «Входом» служила прежде всего р. Нева, но наряду с ней использовался также путь из Финского залива в Ладожское озеро (и обратно) по р. Вуоксе. Последняя представляла собой до XVI в. сквозную водную артерию, шедшую через древнекарельскую племенную территорию от современного Выборга до Приозерска. Картирование археологических памятников и кладов позволяет говорить о достаточно активном использовании Вуоксинского пути в Ладогу во второй половине VIII—XI вв. (подробнее см.: Спиридонов, 1988, с. 132—134; ср.: Kivikoski, 1967, р. 110). Сообщение «Саги об Олаве Святом.» о периодических сборах норманнами дани в Кирьялаланде в конце I тысячелетия вполне логично вписывается в намеченный историко-географический контекст.

В своей обличительной речи лагман Торгнюр обвиняет Олава Шведского в том, что к концу Х — началу XI в. походы шведских конунгов в Восточную Прибалтику прекратились. Прекращение «государственной» внешней экспансии, как и походов викингов, было вызвано глубокими внутренними изменениями в скандинавском обществе конца Х—XI столетий. Однако был и другой фактор, сыгравший свою роль в том, что в начале XI в. шведский «конунг ... теряет земли, обязанные данью»: к этому времени на­селение Восточной Прибалтики (в том числе курши, эсты, емь / хяме и, очевидно, корела, племенные территории которых перечислены Торгнюром как отпавшие) стало данником древнерусских князей.

                                                                                                       примечания

[1] Финнланд — здесь юго-западная часть территории современной Финляндии.

[2] Эйстланд — территория современной Эстонии или, скорее, более широкая область в Юго-Восточной Прибалтике.

[3] Курланд — земля племени куршей на территории современной Латвии.

                                                      V. «Сага об Эгиле Скаллагримссоне»

XIV. О Торольве

Той зимой Торольв снова отправился в [Финн]марк и было с ним сто человек; поехал так же, как и предыдущей зимой; торговал с финнами и побывал во многих местах в [Финн]марке. А когда он зашел далеко на восток, и там стало известно о его путешествии, то пришли к нему квены и сказали, что они были посланы к нему, и что это, сделал (т. е. послал их. — Т. Д.) Фаравид, конунг Квенланда, [потому] что кирьялы напали на его землю. И он послал [в придачу] к этому слово, чтобы Торольв пришел туда и оказал ему помощь. За этим следовало сообщение, что Торольв получит равную долю [добычи] с конунгом, а каждый из его людей — как два человека конунга. А таков был закон у квенов, что конунг получал третью часть того, что [получали] его воины, а кроме того, все добытые бобровые и собольи шкуры и другие ценные меха. Торольв рассказал об этом своим дружинникам и предложил им на выбор, ехать или нет, и большинство было за то, чтобы попытать счастья, поскольку добыча могла быть такой большой, и было решено, что они поедут назад вместе с послами.

Финнмарк — весьма обширный, с запада его омывает море, от которого идут большие фьорды, то же — на севере и повсюду на востоке. А к югу [от Финнмарка находится] Норвегия, и простирается [Финн]марк почти так же по [своей] внутренней южной [границе], как Халогаланд по внешней[1]. А к востоку от Наумудаля[2] лежит Ямталанд, а затем Хельсингаланд, а затем Квенланд, затем Финнланд, затем Кирьялаланд, а Финнмарк лежит ниже[3] всех этих земель. И (есть поселения среди гор во многих местах в [Финн]марке, некоторые в долинах, а некоторые у озер. В Финнмарке —удивительно большие озера, а там у озер — большие леса. И из конца в конец через весь [Финн]марк тянутся высокие горы, и называются они Килир.

И когда Торольв пришел на восток в Квенланд и встретился с конунгом Фаравидом, то собрались они в путь, и было у них (т. е. квенов.—Т. Д.) три сотни человек, а у норвежцев — четвертая [сотня], и отправились сухим путем через Финнмарк, и пришли туда, где были (т. е., вероятно, жили.—Г. Д.) на горе кирьялы, те, что раньше напали на квенов. И когда они (кирьялы.—Т. Д.) обнаружили, что враг рядом, собрались они вместе и двинулись навстречу, рассчитывая, как и раньше на победу. Но когда началась битва, решительно выступили вперед норвежцы, [ибо] у них были более надежные щиты, чем у квенов. Стало тогда нести потери войско кирьял, многие были убиты, а некоторые бежали; взяли они, конунг Фаравид и Торольв, там огромное богатство, вернулись назад, в Квенланд, а затем отправился Торольв со своим войском в [Финн]марк, расстались они с конунгом Фаравидом дружески...

XVII. Той же зимой[4] отправился Торольв вверх на гору с сотней человек, отправился тогда сразу на восток в Квенланд и встретился с конунгом Фаравидом. Посовещались они тогда и решили отправиться на ту гору, как предыдущей зимой. И было у них четыре сотни людей, и пришли вниз[5] в Кирьялаланд, напали там на те поселения, которые оказались им по силам по причине многочисленности [их войска], грабили там и добывали богатство, отправились затем назад, когда зима подошла к концу, в [Финн]марк. Отправился Торольв весной к себе домой. Его люди ловили тогда треску в Вагаре, а некоторые — сельдь; и делал он разного рода запасы в своем доме. У Торольва был большой корабль, который был пригоден для морских плаваний, корабль был построен как нельзя лучше, сильно раскрашен до ватерлинии, в придачу к этому имел паруса в синюю и красную полоску, [и] вся оснастка корабля была тщательно подобрана. Торольв велел снарядить тот корабль и подобрал своих людей, чтобы отправиться на нем; велел нагрузить его сушеной рыбой и кожами, и шкурками горностая; туда велел он добавить и много беличьих шкурок, и других пушных товаров, тех, что он добыл на горе, и было это огромное богатство... Можно найти много свидетельств того мошенничества, которым Торольв занимался в [Финнмарке, потому что торговый корабль, который больше всех других в Халогаланде, был снаряжен весной в Санднесе, а Торольв говорил, что ему одному принадлежит весь груз, который на нем. Я думаю, что почти весь он нагружен мехами, и думаю я там должно быть больше бобров и соболей, чем Торольв привез тебе. (Egils — saga.., 1809, S. 56—59, 68, 69, 71).



«Сага об Эгиле Скаллагримссоне» — одна из саг об исландцах, рассказывающая о четырех поколениях рода Эгиля и охватывающая события с конца IX по конец Х в. Она принадлежит к числу ранних саг об исландцах (или родовых саг), запись которых относят к 1200—1230 гг. Сейчас можно считать практически доказанным, что автором «Саги об Эгиле» был Снорри Стурлусон (Hallberg, 1962). Первые главы саги (своего рода пролог), из которых происходят приведенные тексты, повествуют о деятельности Торольва Квельдульвссона, дяди Эгиля, на службе у норвежского конунга Харальда Прекрасноволосого (около 858— 928 гг.) Торольв становится лендрманом в Халогаланде на севере страны, получает право на сбор дани с населения Финнмарка; он вступает в конфликт с конунгом и в конце концов гибнет. Имеется полный литературный перевод «Саги об Эгиле», выполненный М. И. Стеблиным-Каменским (Исландские саги, 1956, с. 63—251).

По расшифровкам хронологии саги, походы Торольва Квельдульвссона в Финнмарк, Квенланд и Кирьялаланд датируются 880-ми годами; таким образом, разрыв между описываемыми событиями и временем записи саги составляет около трех с половиной столетий. Это обстоятельство, а также различаемые следы эпической стилизации в описании событий, уже давно склонили большинство исследователей к весьма критическому отношению к тексту и заставили усомниться в достоверности сообщений. Некоторые современные авторы полагают, что в основе первых глав «Саги об Эгиле», посвященных конфликту Торольва с Харальдом Прекрасноволосым, лежит известный по ряду саг спор из-за финской дани между конунгом Сигурдом Крестоносцем (1103— ИЗО гг.) и ярлом Сигурдом Ранессоном (Нäme, 1979, s. 75—77;

Odner, 1983, s. 26, со ссылкой на работу А. Холмсена). Критицизм исследователей оправдан, если считать, что сага основана на устной традиции, однако очень вероятно предположение, что при описании событий в Норвегии Снорри Стурлусон использовал не только рассказы о деятельности Торольва, но и письменные источники (Jones, 1960, р. 2—3). В целом повествование о походах Торольва представляет собой сложный сплав, контаминацию реалистически переданных отношений норвежцев с населением Финнмарка в эпоху викингов и событий, более близких ко времени записи саги.

То, что населявшие Финнмарк саамы (лопари) были уже в IX в., во времена Харальда Прекрасноволосого, обложены норвежской данью, и то, что уже в это время норвежцы вступали в контакты с квенами, подтверждается «Орозием короля Альфреда», где об Оттаре, информаторе Альфреда, сообщается, в частности, что «доход его состоит в основном из податей, которые платят ему финны» (Матузова, 1979, с. 25). Первые главы «Саги об Эгиле» достаточно достоверно передают обстановку в Норвегии в конце IX в., в период объединения страны (Лебедев, 1985, с. 59—61)., хотя реалистичность описания не означает, конечно, хроникальной точности: повествование построено в соответствии со стереотипными представлениями автора — исландца XIII в.

К числу черт и отношений более позднего времени, оказавшихся в саге перенесенными на времена конунга Харальда Прекрасноволосого, исследователи относят описываемые столкновения норвежцев и квенов в Финнмарке с кирьялами и колбягами; последние фигурируют в рассказе под именем «кюльфингов» (Рыдзевская, 1934, с. 512—513, со ссылкой на работу X. Кута; Anthoni, 1948, s. 1—12; Gallen, 1984, s. 252—253; Пёлля, 1988, с. 81—85).

По саге, Торольв встретил кюльфингов во время своего первого торгово-даннического похода в Финнмарк. Кюльфинги, пришедшие «с востока», занимались торговлей с местным населением, «а кое-где — грабежами». Торольв уничтожает этих встретившихся на его пути конкурентов (см.: Исландские саги, 1956, с. 78—79). Древнескандинавское kylfingar послужило основой древнерусского названия «колбяги» и среднегреческого (византийского) «кулпинги». В византийских и древнерусских («Русская Правда») источниках XI в. кулпинги/колбяги всегда упоминаются в паре с варягами. В скандинавских географических сочинениях XII—XIII вв. Кюльфингаланд (земля кюльфингов) отождествляется с Гардарики (Русью) (Мельникова, 1986, с. 209— 210, здесь же обзор основной литературы по вопросу о колбягах).

Наиболее убедительным нам представляется определение кюльфингов/колбягов, предложенное Е. А. Рыдзевской (1934, с. 511— 513) и конкретизированное в последнее время Д. А. Мачинским. Последний исследователь видит в них этносоциальную группу, «сплавившуюся из пришлых скандинавов, из приладожских (и иных) финнов, из потомков полиэтничной волховско-сясьской «руси» и занятую сельским хозяйством, промыслами, сбором дани, торговлей и службой в византийских и русских войсках» (Мачинский, Мачинская, 1988, с. 52—54). Принимая такое определение колбягов, следует согласиться с авторами, отмечающими невероятность появления представителей этой этносоциальной группы в Финнмарке уже в IX в. По археологическим памятникам Северной Фенноскандии, восточноевропейское влияние в регионе становится ощутимым с первой половины XI в.; оно прослеживается, в частности, по появлению в находках зооморфных и иных украшений типов, распространенных в Юго-Восточном Приладожье (Serning, 1956, s. 1956, s. 156, b. 1—4; 1960, s. 168—170; Mäki, 1984, p. 163—165). Учитывая археологические данные, торгово-промысловые походы колбягов из Приладожья в Финнмарк нельзя отнести ко времени ранее конца Х—начала XI в. При этом, по нашему мнению, совершенно невероятно предположение М. Хяме, что колбяги пришли в Финнмарк вместе с корелой в XIII в. (Нате, 1979, s. 80—81). Как прослежено по памятникам Посвирья и Прионежья, торгово-промысловая активность населения Юго-Восточного Приладожья на Севере замирает с рубежа XI—XII вв. (Спиридонов, 1989), и таким образом, упоминание колбягов в «Саге об Эгиле» дает основание для датировки действия XI в.

Хронология первоначальных этапов движения корелы в северные районы Фенноскандии также устанавливается по археологическим данным, хотя при этом возникают определенные трудности, связанные с тем, что до XII в. специфичность собственно карельских археологических материалов выражена слабо. Исследователи связывают с торгово-промысловыми экспедициями из Приладожья на территории современной Северной Финляндии монетные клады, найденные в Куусамо (зарыт около 1065 г.) и Куолаярви (около 1110 г.): состав монет последней находки очень близок приладожским кладам (Потин, 1968, с. 16; Nordman, 1921, р. 91—92; Talvio, 1980, p. 174). Женские украшения двух вещевых кладов из района Куусамо, зарытых в интервале между 1050 и 1150 гг., позволяют более определенно связывать эти сокровища с деятельностью именно древних карел (Bjorkman, 1957, s. 17—32). К находкам Куусамо и Куолаярви примыкает клад серебряных украшений северно-русских типов из бывшего Кемского уезда (точное место его обнаружения неизвестно), зарытый в начале XI в. (Спицын, 1915, с. 242). В целом археологические данные не позволяют отнести начало карельского проникновения на Север ко времени ранее рубежа Х—XI вв. Поскольку сообщения «Саги об Эгиле» о столкновениях норвежцев с кюльфингами и кирьялами, по-видимому, отражают единый хронологический пласт информации, почерпнутой из устной традиции или какого-то письменного источника, мы полагаем, что эти столкновения имели место в интервале от конца Х до рубежа XI—XII вв.

Описание земель Северной Фенноскандии в XIV главе саги, вероятно, представляет собой интерполяцию, заимствованную из какого-то географического сочинения XII в. (Jones, 1960, р. 2—3). В основном оно повторяет этногеографические сведения «Истории Норвегии» (см. выше), включая их в более широкий контекст с северо-восточными областями Норвегии (Наумудаль, Халогаланд) и Швеции (Ямталанд, Хельсингьяланд). Отметим некоторое противоречие между этим интерполированным текстом и гео­графическими привязками, имеющимися в рассказе саги. Во вставке Кирьялаланд и Квенланд локализуются южнее Финнмарка, а далее при описании первого совместного похода Торольва и Фаравида говорится, что из земли квенов они «отправились сухим путем через [Финн]марк (разрядка наша.—Авт.) и пришли туда, где на горе жили кирьялы». Трудно однозначно определить причину разночтений в саге. За ними может стоять информация о разных этапах последовательного движения корелы на север, и тогда текст интерполяции отражает, видимо, более архаичную ситуацию. При этом маршрут похода норвежцев и квенов из Квенланда в Кирьялаланд через Финнмарк можно объяснить разреженным характером расселения корелы на Севере. На начальных этапах древнекарельского проникновения на территорию современной Северной Финляндии вполне можно допустить чересполосное расселение корелы с финнами (саамами, лопарями).

Интересен состав «богатства», добытого Торольвом на Севере в результате сбора дани, торговли и грабежей. «Пушные товары», которые он грузит на корабль, включают шкурки горностая и белок, бобров и соболей (гл. XVII). В XIV главе упоминаются «бобровые и собольи шкуры и другие ценные меха». Слово askraka, которое мы перевели как «другие ценные меха», наиболее близко соотносится с русским «скора» (Anthoni, 1948, s. 12, not. I). «Повесть временных лет» последовательно употребляет термин «скора» для обозначения ценного меха вообще; тождественным ему было слово «бель» (Повесть временных лет, ч. II, с. 399). Возможно, и в данном случае «другие ценные меха»— шкурки белок, которые упоминаются сагой ниже.

                                                                                                         примечания


[1] По внешней — т. е. по западной границе, идущей вдоль моря.

[2] Наумудаль — норвежская область, расположенная южнее Халогаланда.

[3] Ниже — т. е. ближе к побережью, здесь — севернее.

[4] Речь идет о следующей зиме.

[5] Вниз—к побережью (?)

                                       VI. Стурла Тордарсон. «Сага о Хаконе, сыне Хакона»

Той зимой, когда конунг Хакон сидел в Трандхейме, прибыли с востока из Гардарики послы конунга Александра из Хольмгарда. Звался Микьял и был рыцарем тот, кто предводительствовал ими. Жаловались они на то, что нападали друг на друга управляющие[1] конунга Хакона на севере в [Финн] марке и отправились [они] на восток в Хольмгард вместе с послами Хольмгардов, так как они постоянно вели войну с грабежами и убийствами. Были там назначенные встречи и было принято решение, как этому положить конец. ... Конунг Хакон принял такое решение, что послал он весной людей из Трандхейма, и отправились [они] на восток в Хольмгард вместе с послами конунга Александра. Возглавлял ту поездку Виглейк, сын священника, и Боргар. Отправились они в Бьёргюн и так еще восточнее[2]. Прибыли они летом в Хольмгард, и принял их конунг хорошо, и установили они тогда мир между собой и своими данническими землями так, что никто не должен был нападать на другого, ни кирьялы, ни финны; но продержалось это соглашение недолго. (Flateyjarbok, 1945, b. III, bl. 537).



«Сага о Хаконе, сыне Хакона» была написана в 1264—1265 гг. исландцем Стурлой Тордарсоном по приказу конунга Магнуса, сына Хакона Старого. Она охватывает период 1204—1263 гг. Автор пользовался материалами королевского архива и воспоминаниями очевидцев событий, что определяет относительно высокую степень достоверности сообщаемых фактов. Сага сохранилась в нескольких рукописях XIII—XVI вв. (Рыдзевская, 1970, с. 323—327).

Обмен посольствами между Новгородом и Норвегией датируется 1251/1252 г. Обстоятельный анализ процитированного фрагмента на фоне русско-норвежских отношений того времени проделан И. П. Шаскольским (1945а, с. 112—116; 1945б, с. 38—62). Хакон, сын Хакона, — норвежский конунг с 1218 по 1263 г.; конунг Александр — Александр Ярославич (Невский), новгородский князь в 1236—1252 гг. По мысли И. П. Шаскольского, Микьяла, возглавлявшего русское посольство, можно отождествить с Михаилом Федоровичем из Ладоги, позднее ставшим новгородским посадником (1257—1268 гг.) и погибшим в Раковорской битве (Шаскольский, 1945а, с. 114, прим. 1).

Новгородские послы жаловались на нападения должностных лиц норвежского конунга на кирьялов, что перекликается с приведенным выше сообщением «Саги об Эгиле» о грабительских нападениях Торольва, ответственного за сбор дани в Финнмарке, на карельские поселения, располагавшиеся южнее. Сопоставление известий двух саг позволяет заключить, что грабительские набеги норвежцев на кирьялов на Севере, подобные документально зафиксированным «Сагой о Хаконе» для середины XIII в., происходили уже, по крайней мере, на полстолетия раньше, до времени записи (между 1200 и 1230 гг.) «Саги об Эгиле», а по нашему мнению, еще ранее — в, XI столетии. Но по «Саге о Хаконе, сыне Хакона», к середине XIII в. нападения носили обоюдный характер — корела в свою очередь нападала на финнов и норвежских чиновников, предпринимая походы в Финнмарк и отнимая собранную с местного населения дань. Как полагает И. П. Шаскольский, карельское наступление на Финнмарк приняло широкие размеры именно с 40-х гг. XIII в. Вмешательство новгородцев в эти конфликты в 1251 г. было вызвано попытками норвежских должностных лиц собирать налоги не только с населявших Финнмарк саамов, но и с кирьялов, «которые обязаны данью конунгу Хольмгардов», что ущемляло фискальные интересы Новгорода (Шаскольский, 19456, с. 58—60).

По сообщению «Саги о Хаконе», на норвежских сборщиков дани нападали «восточные кирьялы», что подразумевает существование (по крайней мере, в представлениях норвежцев) каких-то подразделений этого племени. В данном случае под «восточными кирьялами», вероятно, следует понимать приладожскую корелу, представители которой совершали сезонные промысловые и торгово-военные экспедиции на север и северо-запад со своей коренной территории. Подразумеваемые «западные кирьялы» в таком случае — это постоянное древнекарельское население, осевшее в районах современной Северной Финляндии. Выделение осевших на севере карел в качестве особого подразделения пле­мени подтверждает новгородская летопись, которая под 1375 г. упоминает «корелу семидесятскую», проживавшую, по всей вероятности, в районе Оулуйоки в Приботнии.

Как следует из рассказа саги, в результате обмена посольствами в 1252 г. в Новгороде был заключен русско-норвежский мирный договор («установили они тогда мир...»), урегулировавший на короткое время положение в Финнмарке. И. П. Шаскольский убедительно доказал, что частью этого древнейшего договора Новгорода и Норвегии является так называемая «Разграничительная грамота».

                                                                                                        примечания


[1] Syslumenn, переведенное нами как «управляющие», — должностные лица, в обязанности которых входил сбор государственных доходов на определенно» территории, в данном случае — в Финнмарке.

[2] Упоминание г. Бергена (Бьёргюн) показывает, что маршрут послов из Норвегии в Новгород пролегал вокруг Скандинавского полуострова.

                                                         VII. «Разграничительная грамота»

Вот границы между владениями конунга Норвегии и конунга руссов по тому, что говорили старые люди и говорят теперь старые поселенцы и финны. Русским брать дань по морю до Люнгестува, а на горе до Мелеа, а идет она напрямик от моря до Люнгестува и на восток к Кьёль. А норвежский конунг берет дань на востоке до Трианема и по берегу Гандвика до Велсага там, где есть полукарелы или полуфинны, у которых матери были финки. Брать в тех крайних границах не более пяти серых шкурок с каждого лука или по старине, если они хотят, чтоб по старине было[1]. (Antiquites cusses..; t. II, 1852, p. 493—494).



«Разграничительная грамота» (название условное) сохранилась в трех списках. Древнейший из них находится в пергаменном кодексе, принадлежавшем некогда норвежскому королевскому архиву, и датируется по почерку 1320-ми гг. Запись этого установления середины XIII в. была осуществлена в связи с заключением в 1326 г. нового норвежско-русского мирного договора (Шаскольский, 19456, с. 41—44, 53; 1970, с. 63—71).

Обстоятельный анализ текста документа проделан И. П. Шаскольеким, в статье 1945 г. которого приводятся, в частности, разбор топонимов грамоты и их отождествление с современными географическими объектами в Северной Норвегии и на Кольском полуострове (по ссылкам на работы П. Мунка и А. Рестада). Исследователь пишет: «Новгородское государство по грамоте имеет право сбора до Ингейреки (Мелеа грамоты, современная р. Скибоннельвен. — А С., Т. Д.) и до Люнгенфьорда, т. е. почти до западной границы страны саамов, почти до пределов собственно норвежской территории. Одновременно Норвегия имеет право сбора дани почти на всей территории Кольского полуострова (кроме, вероятно, восточной части Терского берега). Иными словами, и Новгород и Норвегия собирают дань со всей территории страны саамов...» (Шаскольский, 19456, с. 53). Таким обра­зом, первый русско-норвежский договор не устанавливал границы государственных территорий, а определял пределы районов, с населения которых взималась дань новгородским князем и норвежским конунгом, а также размеры платежей. Убедительные пояснения по поводу податного статуса Финнмарка и Кольского полуострова, как он зафиксирован «Разграничительной грамотой», дал А. Кааран (1910, с. 28): «...большинство населения, занимаясь оленеводством, не могло всегда оставаться в пределах условно ограниченной области, а вынуждено было перекочевывать с места на место и переступать границы, если бы таковые были. Это именно обстоятельство — отсутствие определенных внутренних границ — и создало то своеобразное и единственное в своём роде положение, что вся эта область, т. е. настоящие Лапландия и Финмаркен, долгое время считались общим русско-норвежским дистриктом, и что одна часть населения его платила дань России, а другая — Норвегии».

Данные «Разграничительной грамоты» существенно дополняют сведения о кореле «Саги о Хаконе, сыне Хакона». Раздвигаются границы осваиваемых корелой территорий на Севере; если принять предложенную локализацию топонимов на современной карте, то из текстов договора следует, что в середине ХШ в. древнекарельская промысловая и торгово-военная активность на Севере охватывала районы вплоть до Белого моря и Кольского полуострова включительно. При этом кирьялы не выглядят на этих далеких от коренной племенной территории северо-восточных землях только что появившимся инородным элементом, поскольку договор упоминает смешанное саамско-карельское население («полукарелы или полуфинны, у которых матери были финки»), проживавшее на северном берегу Кандалакшского залива. («Велеага» грамоты отождествляются исследователями с р. Вельйоки — притоком р. Умбы, впадающей в Кандалакшский залив — Шаскольский, 19456, с. 52). Судя по этому сообщению «Разграничительной грамоты», первоначальное торгово-промысловое проникновение корелы в Беломорье, предшествовавшее заселению его «пятью родами корельских детей» (известных по актам XV в.), следует относить ко времени не позднее начала XIII столетия.

Представляют интерес сведения договора о размерах и раскладке норвежской и новгородской дани с населения Финнмарка и Кольского полуострова — «не более пяти серых шкурок (белки? горностая?—ср. выше в комментарии к «Саге об Эгиде».—А. С., Т. Д.) с каждого лука». Единица налогообложения («лук») в данном случае выступает в своем архаичном виде, ориентированном на чисто промысловое охотничье хозяйство податного населения.

                                                                                                        примечания
[1] Перевод Е. А. Рыдзевской приводится по: Шаскольский, 1945б, с. 52. Нами уточнен перевод словосочетания аа fiale — «на горе» и проведена замена скандинавских топонимов русскими транслитерациями.

                                                               VIII. Исландские анналы

Анналы начали записываться в Исландии в конце XIII в., однако все дошедшие до нас тексты не старше 1300 г. Исландские анналы восходят к одной общей редакции, значительная часть информации которой так или иначе воспроизводится в каждом тексте. Они имеют единую хронологическую систему и общие источники. Основным источником сведений по ранней истории Норвегии явились для них королевские саги (в первую очередь «Круг земной» Снорри Стурлусона), а для периода XIII— XIV вв. — оригинальные сведения, полученные с материка. Ниже по изданию Г. Сторма (Islandske Annaler.., 1888, далее —IA) приводятся все сообщения о кореле, встреченные в шести исландских анналах: Annales vetustissimi (далее AV), старший почерк — около 1306 г.; Henrik Hoyers Annaler (далее ННА), оригинал заканчивался на 1310 г.; Annales regii (далее AR), старший почерк—около 1306 г.; Skalholts Annaler (далее SA), составлены в середине XIV в., но основаны на более ранних; Gottskalks Аnnater (далее GA), составлены в конце XVI в., в известиях до 1394 г. исследователи отмечают в них переработку старых анналов, и Flateannaler (далее FA), составлены около 1390 г., но тоже основаны на более ранних.



1271 г.

... Тогда корелы и квены произвели большие опустошения в Халогаланде. ...

(AR//IA, s. 138).

... корелы произвели опустошения в Халогаланде. (GA//IA, s. 331).



По «Орозию короля Альфреда», нападения квенов на севере-норвежскую территорию происходили уже в IX в. (Матузова, 1979, с. 25). Известие анналов следует сопоставить также с повествованием «Саги об Эгиле Скаллагримссоне», отражающим, по нашему мнению, события XI в., где квены выступают союзниками норвежцев в борьбе с корелой. Напротив, в 1271 г. корела и квены совершили, видимо, совместный поход в Северную Норвегию. Участие квенов предполагает, что набег на Халогаланд был совершен из Северной Приботнии — очевидно, через те же горные перевалы, которыми, по «Саге об Эгиле», пользовался Торольв. Сообщение анналов о нападении корелы и квенов в 1271 г. на крайнюю северную норвежскую провинцию подтверждает известие «Саги о Хаконе, сыне Хакона», согласно которому мир на границе после подписания (в 1252 г.) норвежско-русского договора продержался недолго (Кааран, 1910, с. 27; История Карелии.., 1952, с. 96—97).



1279г.

... Карелы схватили на горе Торбьёрна Скени, управляющего конунга Магнуса, и убили его[2] тридцать пять человек ...

(HHA//IA, s. 70). (AR//IA, s. 141).



Известие рисует следующий эпизод норвежско-карельских военных столкновений на севере Фенноскандии во второй половине XIII в. Торбьёрн Скени — должностное лицо конунга Магнуса VI Хаконарсона (1263—1280 гг.), ответственный за сбор дани в северонорвежских владениях. Отмеченное анналами столкновение происходило «на горе»; такое же указание на место действия встречаем в рассказе «Саги об Эгиле» о нападении норвежцев и квенов на селения кирьялов («... и пришли туда, где на горе жили кирьялы») и в «Разграничительной грамоте» при определении западного рубежа новгородской податной территории («Русским брать дань по морю до Люнгестува, а на горе до Мелеа»). Устойчивый характер топонима заставляет полагать, что за ним стоит какой-то конкретный гористый район на Севере, имевший сравнительно многочисленное древнекарельское население. Богатства этого района делали его привлекательным для норвежских военных отрядов. «Горе» источников наиболее близко соответствует горная гряда Манселькя в Северной Финляндии. В средней части Манселькя расположены Куусамо и Куолаярви, в районе которых концентрируются клады монет и вещей приладожских типов, зарытые в XI—XII вв. (см. комментарий к «Саге об Эгиле»). Древнекарельское влияние прослеживается и по археологическим памятникам северных отрогов гряды, в частности — по находкам на древнесаамском поселении Юйкенття ХII— XIII вв. (Carpelan, 1967, s. 67—77). Можно предполагать, что Торбьёрн Скени, занимавшийся сбором дани в Финнмарке, как и его предшественник Торольв Квельдульвссон, отправился «на гору» в поисках дополнительной добычи или чтобы попытаться собрать дань с населения этого района (ср. выше, комментарий к «Саге о Хаконе, сыне Хакона»).



1296г.

... господин Торгисль, дроттсети[3] конунга свеев, покорил 2 части Кирьялаланда и крестил...

(GA//IA, s. 331).



Запись отражает события «третьего крестового похода» шведов, в ходе которого были захвачены территории двух западнокарельских погостов, Эврепя и Саволакс (в сообщении анналов они названы «2 части Кирьялаланда»). Торгильс Кнутссон, фактический глава Шведского государства в то время, был организатором похода, но непосредственного участия в военных действиях не принимал (подробнее см.: Шаскольский, 1987а, с. 57).



1302г.

... нападение карел с севера на Норвегию и господин конунг Хакон послал против них Эгмунда Унгаданц с большим войском...

(AV//IA, s. 52). (HHA//IA, s. 73). (FA//IA. s. 335).

... господин Эгмунд Унгаданц воевал с карелой при поддержке конунга Хакона.

(SA//IA, s, 200, под 1303 г.).



В 1302 г. местные власти в Северной Норвегии, очевидно, не смогли своими силами справиться с вторгшимся военным отрядом корелы, вследствие чего конунг Хакон Магнуссон был вынужден послать из столицы большое вспомогательное войско. По мнению И. П. Шаскольского (История Карелии.., 1952, с. 97—98), в конце ХIII — начале XIV в. набеги корелы на северонорвежские территории особенно активизировались, поскольку те же исландские анналы (IA, s. 392) сообщают, что до 1310 г. дань в Финнмарке много лет не собиралась.

                                                                                                  примечания
[2] Буквально — «перед ним».

[3] Дроттсети — от лат. drossatus — человек, прислуживающий за столом короля.

                                         IX. Древнескандинавские географические сочинения

Ниже приводятся фрагменты двух географических трактатов, упоминающих кирьялов и Кирьялаланд. Оба трактата являются общими описаниями обитаемого мира; их составители широко использовали западноевропейские географические сочинения, но при этом сведения о Прибалтике и Восточной Европе в трактатах основываются на собственных оригинальных знаниях, накапливавшихся в Скандинавии на протяжении нескольких столетий. Большая по объему часть этих знаний восходит к эпохе викингов — времени активной и разносторонней деятельности норманнов в Прибалтике и на Руси. Географическая информация, полученная в эпоху викингов, сохранялась длительное время, по-видимому, в устной традиции, и через нее нашла отражение в географических сочинениях (Мельникова, 1986).



IX. 1. «Какие земли лежат в мире»



В той части мира находится Европа, и самая восточная [там] — Великая Свитьод. Туда приходил крестить апостол Филипп. В том государстве есть та [часть], которая зовется Руссия, которую мы называем Гардарики. Там такие главные города: Морамар, Ростова, Сурдалар, Хольмгард, Сюрнес, Гадар, Палтескья, Кёнугард. Там первым жил Магон, сын Иафета, сына Ноя. Рядом с Гардарики лежат такие земли: Кирьялы, Ревалы, Тавейсталанд, Вирланд, Эйстланд, Ливланд, Курланд, Эрмланд, Пулиналанд, Виндланд — самый западный ближайший к Данмарку.

(Hauksbok,1892—1896, s. 155).



«Какие земли лежат в мире» — условное название памятника, предложенное Е. А. Мельниковой. Трактат входит в компиляцию древнеисландских произведений, известную под названием «Книги Хаука» и записанную, по датировке ее издателя Ф. Йоунссона, в 1323—1329 гг. Однако текст трактата написан в книге другим почерком и, возможно, был создан ранее и независимо от компиляции. На основе рассмотрения хронологии древнескандинавских источников текста Е. А. Мельникова пришла к выводу, что «сочинение «Какие земли...», вероятнее всего, было составлено во второй половине XIII—начале XIV в.» (Мельникова, 1986, с. 59— 60). Помимо «Книги Хаука», трактат сохранился в ряде других рукописей XIV—XVIII вв.

Приведенный в цитированном фрагменте список древнерусских городов подробно прокомментирован в специальном издании (Древнерусские города.., 1987, с. 120—125). Согласно мнению Е. А. Мельниковой (1986, с. 39), «можно полагать, что сведения о всех упомянутых ... городах были получены скандинавами в Х—XI вв.». Из восьми городов не имеют однозначной идентификации Сюрнес и Гадар. Предложенное отождествление этих топонимов с Большим гнездовским городищем под Смоленском, укрепленным не позднее второй трети Х в. и активно использовавшимся до начала следующего столетия, позволяет заключить, что список городов Руси в «Книге Хаука» отражает ситуацию от второй половины Х до рубежа Х и XI или до начала XI в. (Древнерусские города.., 1987, с. 122—125, здесь же см. о датировках списка городов в этом географическом сочинении М. В. Свердловым—XI в. и О. Прицаком — рубежом IX— Х вв.; Джаксон, 1989а, с. 30—35).

Очевидно, на скандинавской традиции, восходящей к эпохе викингов, основан и следующий список народов и земель, соседящих с Русью. Перечень, придерживающийся направления с востока на запад, очень подробен — включает практически все прибалтийские земли, фигурирующие в памятниках древнескандинавской литературы. Очень похоже, что он представляет собой развернутое описание «Восточного пути» в узком значении этого термина, применявшегося поздними королевскими сагами для обозначения территорий Восточной и Южной Прибалтики (см. выше комментарий к «Красивой коже»), и это подтверждает положение о том, что отраженная в списке информация восходит к эпохе викингов. За ближайшими к Гардарики (Руси) кирьялами следуют ревалы и Тавейсталанд. Последний —земля тавастов, финского племени хяме, занимавшая центральную часть юга современной Финляндии и известная шведским (камень с рунической надписью) и русским («Повесть временных лет») источникам с первой половины XI в. Упоминание Тавейсталанда в числе территорий, тянущихся вдоль побережья Балтики, само по себе может являться свидетельством архаичности информации, отраженной в списке, поскольку по источникам, уже с XI в. земля племени хяме не выходила к Финскому заливу, занимая район центральных финских озер (Шаскольский, 1978, с. 20—21). На­помним, что поход князя Владимира Ярославича 1042 г. на емь был совершен по суше, на конях, а не по морю. Ревалов обычно отождествляют с населением области Рявала в Северной Эстонии (Матузова, 1979, с. 92—93; Мельникова, 1986, с. 213; ср.: Мельникова, 1982, с. 126). Если такая идентификация этнонима верна, то в этом месте текста нарушается в целом последовательный характер перечисления народов и стран: ревалы помещены в списке между граничащими землями кирьялов и тавастов. Вирланд — область Вирумаа в Северной Эстонии, далее следует перечисление земель эстов, ливов, куршей и вармиев (Эрмланд в Восточной Пруссии).





IX.2. «Описание земли III»



В Европе самая восточная — Сифия, которую мы называем Великой Свитьод, там проповедовал апостол Филипп; Гардарики, там находится Палтескья; и Киэнугарды, там первым жил Магог, сын Иафета, сына Ноя. Там есть также Курланд и Кирьялаланд, Самланд и Эрмланд. Виндланд — самый западный ближайший к Данмарку. (Antiquites russes.., t. II, 1852, p. 447).



«Описание земли III»—условное название, предложенное Е. А. Мельниковой, выделившей это географическое сочинение в качестве самостоятельного. Трактат сохранился в единственной рукописи второй половины XIV в. и в поздних бумажных списках с нее. Время создания трактата—конец XIII или начало XIV в. (Мельникова, 1986, с. 92—101).

Е. А. Мельникова отмечает взаимозависимость текстов «Описания земли III» и «Какие земли лежат в мире» и приходит к выводу, что «поскольку «Описание земли III» является явной компиляцией нескольких местных источников и сохранилось в списке более позднем, чем «Книга Хаука», то допустимо предположить, что его составитель знал или использовал сочинение «Какие земли...» или его протограф». По мнению исследовательницы, списки древнерусских городов и земель, соседящих с Русью, в данном случае являются лишь сокращением сочинения «Какие земли лежат в мире» (Мельникова, 1986, с. 56, 92). Однако в уточненном варианте перевода в приведенном нами фрагменте следует видеть не только простое сокращение, но и переработку источника.

В тексте присутствует противопоставление двух частей Руси, — северо-западной (Гардарики с Палтескьей-Полоцком) и юго-западной (Киэнугарды, т. е. Киевское княжество)[1]. На определенную переработку текста источника в «Описании земли III» на основе имевшейся у автора дополнительной информации указывают, по-видимому, также появление в перечне прибалтийских земель Самланда — страны земгалов (?) и замена этнонима кирьялы этнонимическим хоронимом Кирьялаланд. Последовательный характер перечисления территорий предыдущего списка в разбираемом памятнике совершенно нарушен. Оценить содержание предполагаемой дополнительной информации, обусловившей переработку текста, в настоящее время представляется трудным.

                                                                                                        примечания
[1] См.: Древнерусские города.., 1987, с. 127—128. Такое противопоставление отмечено также на одной из древнескандинавских карт мира, составленной около середины XIII в.: Мельникова, 1976, с. 147; ср.: 1986, с. 111—112.

                                                               X. «Сага об Одде-Стреле»

Гардарики—такая большая страна, что были тогда там владения многих конунгов: Марро звался конунг, он правил Морамаром, та земля находится в Гардарики; Радстав звался конунг, и там, где он правил, [земля] называлась Радстова; Эддвал звался конунг, он правил тем владением, которое называется Сурсдал, Хольмгейр звался тот конунг, который вслед за Квилланусом правил Хольмгардом; Палтес звался конунг, он правил Палтескьюборгом; Кёнмар звался конунг, он правил Кенугардами, а там сначала жил Магог, сын Иафета, сына Ноя. Все эти конунги, которые сейчас названы, давали дань конунгу Квилланусу. Но прежде чем Одд пришел в Хольмгард, Квилланус три предшествующие зимы собирал войско. Думали люди, что он заранее знал о предстоящем приходе Одда. Там были с ним все перечисленные ранее конунги. Сварт, сын Гейррида, был [там], а также Эгмунд, победитель Эйфьова, — так он был назван. Там было также огромное войско из Кирьялаланда и Равесталанда, Реваланда, Вирланда, Эйстланда, Ливланда, Витланда, Курланда, Ланланда, Эрмланда и Пулиналанда. Это было такое огромное войско, что невозможно со­считать, сколько сотен в него входило; люди были сильно удивлены, для чего могло предназначаться такое несметное количество людей, которое там было собрано. (Orvar-Odds saga, 1888, s. 187).



«Сага об Одде-Стреле» относится к сагам о викингах, одному из видов car о древних временах. Она была создана в конце XIII или начале XIV в. Приведенный фрагмент входит в состав интерполяции, содержащейся лишь в поздних списках саги — двух рукописях XV в. и одной конца XVII в.

Перечень древнерусских городов и соседних с Русью земель «Сага об Одде-Стреле» почти полностью повторяет список географического сочинения «Какие земли лежат в мире» (Древнерусские города., 1987, с. 176—179). При перечислении прибалтийских территорий в саге оказались опущены Тавейсталанд и Виндланд, вместо них фигурируют Равесталанд, Витланд и Ланланд, что, по всей вероятности, объясняется ошибками переписчиков. Цитированный фрагмент является ярким примером того, как реальные географические сведения, почерпнутые из географических трактатов, включаются в основной сюжет произведения (см. ниже комментарий к «Фрагменту о древних конунгах»).

                                                     XI. «Сага о Хальвдане, сыне Эйстейна»

XV. Ульвкеля продолжал интересовать вопрос, кем мог быть тот [человек], который во время сражения выступил на стороне Хальвдана и его людей, и конунг Харек сказал ему, что зовут того [человека] Грим, «и правит [он] на востоке в Кирьялаботнаре и захватил там государство, и не знают люди, откуда он родом. Его сопровождает приемная дочь, такая красивая девушка, что люди не слышали о другой, столь же прекрасной»...

С наступлением весны снарядили они свои корабли. У них было огромное войско; с ними были два финских конунга, звали одного Фид, а другого — Флоки; они были колдунами. Вот плывут они до тех пор, пока не пришли на восток в Кирьялаботнар и не отыскали Грима. Там не было нужды выяснять, в чем его вина; предложили они Гриму [либо] тотчас вступить а битву, либо подчиниться им и передать конунгу все государство и свою приемную дочь.

XVI. Теперь пойдет рассказ о Хальвдане, сыне конунга, что раны его все зажили и к нему возвратилась вся его сила. Вот идет он, чтобы поговорить со стариком и старухой, и сказал, что ему очень хотелось бы оттуда уехать, а потом спросил, кем бы мог быть тот человек, который отправил его туда на излечение, или кого[-то другого] ему следует благодарить за спасение жизни.

Хрифлинг отвечает: «Так как я верю в твое благородство, то могу я тебе открыть, кто он. Грим зовут человека, который правит на востоке в Кирьялаботнаре; он большой герой; [это] он тебя послал сюда ко мне; теперь ты мог бы отблагодарить его за спасение жизни, потому что сейчас ему нужны благородные люди. Туда сейчас пришли конунг Харек из Бьярмаланда, Ульв Злой и Ульвкель Мастер и хотят отомстить за свое позорное поражение в бою против вас; выступили они теперь в поход со своим войском, и мне сказали, что конунг Харек хочет получить приемную дочь Грима, которую зовут Ингигерд н которая прекраснее всех девушек»...

«Мог бы ты назвать мне кратчайший путь туда? — сказал Хальвдан, — потому что мне хотелось бы прийти туда, как можно скорее». Трудны здесь многие пути, — сказал Хрифлинг, — и на кораблях нельзя доплыть скорее, чем за пять недель, и этот путь смертельно опасен из-за викингов и воинов. Другой путь лежит восточнее, и там, однако, нужно двигаться по горам и пустынной местности, и это — длинный путь и труднопроходимый, и, в конечном счете, не совсем ясный. Третий — самый близкий, [и], если он хорошо удастся, то по нему можно добраться за три недели, но там много препятствий. Сначала — это лес в двадцать переходов[1], который называется Кольског; там живет тот разбойник, которого зовут Коль, и дочь его, которую зовут Гуллькула; никто не может надеяться остаться в живых, если их встретит. Оттуда недалеко другой лес, который называется Клифског, [протянувшийся на] четыре и двадцать переходов; там живет тот разбойник, которого зовут Хальгейр; с ним кабан, встреча с которым хуже, чем с двенадцатью людьми. Вслед за тем приходишь ты в тот лес, который называется Кальварског, он [длиной] в шестнадцать и двадцать переходов; там нет никакой пищи, кроме ягод и древесной влаги; там находится разбойник, которого зовут Сель, и с ним пес, большой, словно бык; у него человеческий ум и в бою он лучше двенадцати мужчин. А когда ты выйдешь из тех лесов, то с востока с Кьёля появляется поток воды; никто не знает, откуда он берется; переплыть через поток за один прием могут те люди, которые лучше всех плавают; а оттуда недалеко до того замка, которым правит Скули. Если ты не будешь медлить, то должен прийти тогда, когда там [еще] будет идти битва». — Хальвдан попросил его подготовить все к походу.

XXIV. Там так и произошло, что эти свадьбы были отпразднованы с большой пышностью, и в конце концов каждый конунг отправился к себе домой; а Хальвдан пробыл там зиму, и жили они в любви с Ингигерд. Свида Смелого-в-Нападении послали они на восток в Кирьялаботнар, и должен был он стать там хёвдингом и держать то владение ярла Скули.

XXV. Вслед за тем пришли с востока из Бьярмаланда люди Сигмунда и сказали, что викинги грабили в Бьямаланде и Ногарде[2]; они убили Свида Смелого-в-Нападении и подчинили себе Кирьялаботнар и большую часть Руссаланда. И когда они узнали об этом, Хальвдан и Сигмунд, собрали они войско и пошли на восток в Бьярмаланд.

XXVI. Валь убил Свида и подчинил себе Кирьялаботнар. Он получил так много золота, что его невозможно было сосчитать, и взял он его у великана Свади, который жил в той горе, что называется Блесанерг; это к северу от Думбсхаф[3]. Свади был сыном Аса-Тора. Валь владел тем мечом, который назывался Хорнхьялти, он был изукрашен золотом и всегда разил в уязвимое место[4]. (Halfdanav saga.., 1917, s. 116—119, 133—134,

136—137).



«Сага о Хальвдане, сыне Эйстейна» сохранилась в трех редакциях (А, В и С). Древнейшая пергаменная рукопись (в редакции А) датируется концом XIV или началом XV в. Сага относится к числу саг о древних временах, насыщенных фантастическими деталями, и к более узкому разряду приключенческих саг, которые рассказывают о путешествиях в далекие от Исландии и Норвегии страны. В ряде саг о древних временах действие локализуется в Восточной Европе; среди них повествование «Саги о Хальвдане» традиционно выделяется исследователями как производящее впечатление наибольшей достоверности и, очевидно, содержащее в переработанном виде фрагменты реальных исторических сведений, основанных на устных преданиях (Тиандер, 1906, с. 283—287; Рыдзевская, 1945, с. 64). При этом некоторые историко-географические сведения саги уникальны и не могут быть возведены ни к какой из дошедших до нас в письменном виде традиций: сообщения о водном пути между Альдейгьюборгом (город Ладога в низовье Волхова) и Бьярмаландом (Беломорье), о городе Алаборге, а также упоминания других топонимов, сюжетно и географически связанных с Альдейгьюборгом, Алаборгом и Бьярмаландом (см.: Глазырина, 1984, с. 200— 208; Джаксон, Мачинский, 1989).

Фигурирующий в цитированном тексте топоним Кирьялаботнар встречен в двух сагах о древних временах и не упоминается в иных памятниках древнескандинавской письменности[5]. Кирьялаботнар переводится как «Заливы кирьялов»[6]. Имеющиеся в литературе привязки этого названия к Финскому или Ботническому заливам Балтийского моря (Тиандер, 1906, с. 284; Мельникова, 1974, с. 172—173; Спиридонов, 1988, с. 138—141; Schlozer, 1771, s. 444) основываются на не совсем верном чтении текстов, в ори­гиналах которых топоним во всех случаях приводится в форме множественного числа и, следовательно, указывает не на какой-то конкретный большой залив, а на изрезанный заливами участок побережья моря или большого озера. Предложенная локализация Кирьялаботнара «Саги о Хальвдане» в районе шхер северо-западного берега Онежского озера (Джаксон, Мачинский, 1989) представляется недостаточно обоснованной.

Основным географическим признаком Кирьялаботнара, по саге, является его неизменная восточность: он находится «на востоке» от Бьярмаланда (Беломорье) (гл. XV), «на востоке» от Клюфанданеса — места битвы Хальвдана и Улъвкеля (гл. XVI)[7], и «на восток» от Альдейгьюборга (Ладоги) (гл. XXIV)... Совершенно ясно, что на карте невозможно найти точку, которая находилась бы к востоку одновременно от Ладоги и Белого моря. Учитывая при этом, что любая попытка локализовать Кирьялаботнар «на восток» от Альдейгьюборга и/или Бьярмаланда (даже со всеми допустимыми отклонениями от азимута) неизбежно приведет нас в места, где присутствие древнекарельского населения для времени до XIV в. не документировано никакими другими источниками, следует считать, что предельная восточность «Заливов Кирьялов» в «Саге о Хальвдане» является штампом, не несущим конкретной географической информации. Такие «географические штампы», закрепляющие за определенными, малоизвестными скандинавской традиции местностями приуроченность к одной стороне света, вне зависимости от реального направления движения, нередко встречаются в памятниках древнесеверной литературы. Точкой отсчета, по отношению к которой Кирьялаботнар всегда находится «на востоке», в данном случае, возможно, является Скандинавия.

Наиболее детальная географическая привязка Кирьялаботнара содержится в XVI главе саги, в словах Хрифлинга, описывающего Хальвдану пути туда от Клюфанданеса (см. примечание 31). С одной стороны, этот фрагмент характеризуется наличием совершенно явных сказочных деталей: к искомому Кирьялаботнару ведут три дороги, на пути достижения цели герою предстоят испытания, среди которых походы через три леса, встречи с тремя разбойниками и т. д. Вопрос о достоверности этих деталей, на наш взгляд, решается однозначно отрицательно (ср.: Ellis-Davidson, 1976, р. 41, где автором три пути в Кирьялаботнар описаны как пути в Бьярмаланд; Джаксон, Мачинский, 1989). С другой стороны, в словах Хрифлинга есть несколько оригинальных примет-ориентиров, за которыми можно увидеть реальную информацию о географии Кирьялаботнара. К числу таких примет отнесем названия лесов Кольског (== Угольный лес), Клифског (==Лес на обрыве) и Кальварског (== Китовый лес). Знаменательно название последнего, ближайшего к Кирьялаботнару, леса «Китовый» или «Тюлений» (ср. имя охраняющего этот лес разбойника Selr= Тюлень): тюлень (нерпа) водится в Балтийском море и, в качестве морского реликта, в Ладоге и Сайме. Далее, текст упоминает водопад у «Заливов кирьялов». Крупные пороги и водопады — не редкость в Северо-Восточной Прибалтике, на притоках Ладоги и Саймы. Наконец, сам топоним Кирьялаботнар, вторая часть которого обозначает изрезанный заливами участок побережья моря или большого озера, хорошо увязывается с Выборгским заливом, окрестностями Саймы и северо-западными берегами Ладожского озера с их многочисленными фиордообразными заливами и множеством островов. Очерчивающийся таким образом район, как видим, примерно соответствует коренной племенной территории корелы, в пределах которой, где-то на побережьях Выборгского залива и/или Ладоги, Саймы, следует локализовать Кирьялаботнар «Саги о Хальвдане». Отметим, что такую локализацию подтверждает и приведенный ниже «Фрагмент о древних конунгах».

Чрезвычайно интересны данные саги о связях Кирьялаботнара с Альдейгьюборгом и Алаборгом, соответствующими древнерусскому городу Ладоге и местному центру, локализуемому в Юго-Восточном Приладожье (о локализации Алаборга см.: Глазырина, 1984, с. 200—208; Джаксон, Мачинский, 1989). Что касается контактов населения северо-западного и юго-восточного побережий Ладожского озера на рубеже I и II тысячелетий, то они нашли отражение и в археологическом материале (Кочкуркина, 1973, с. 63, 66; 1982, с. 24—36). Реальность подобных описанным «Сагой о Хальвдане» взаимоотношений Ладоги с приладожскими землями подтверждается известиями королевских саг (Рыдзевская, 1945, с. 58—59). Разнообразные и динамичные контакты Ладоги и Юго-Восточного Приладожья в эпоху раннего средневековья реконструированы с широким привлечением археологических данных по этому вопросу (Назаренко, 1979, с. 106—115). По отношению к древнекарельской территории этот вопрос специально не изучался, хотя ряд финляндских исследователей связывали скандинавские и «восточные» элементы в археологических памятниках Северо-Западного Приладожья IX—XI вв. именно с варяжским влиянием, исходившим из Нижнего Поволховья (см.: Хуурре, 1979, с. 139—142). Действительно, существование в конце I — начале II тысячелетия экономических и культурных контактов древнекарельского населения с Ладогой — крупнейшим транзитным пунктом в северной части Балтийско-Волжского и Балтийско-Днепровского путей — представляется совершенно естественным с географической и исторической точек зрения; косвенно эти контакты могут быть подтверждены как древнекарельскими археологическими материалами, так и материалами из раскопок в самой Ладоге. Но известие «Саги о Хальвдане» о существовании административно-политических связей между Альдейгьюборгом (Ладогой) и Кирьялаботнаром (Свид Смелый-в-Нападении получает от конунга Хальвдана Кирьялаботнар, «и должен он был стать там хёвдингом и взять то государство у ярла Скули» — гл. XXIV)[8] — уникально, причем не только в древнескандинавских источниках.

Политическая история Ладоги и ее отношений с соседними территориями в X—XI вв. не нашла отражения в русских летописях. Этот город, сыгравший немалую роль в событиях начальной русской истории, выпадает из поля зрения летописца в записях с 922 по 1105 г. До XII в. совершенно отсутствуют в летописях и известия о Приладожье. Коренное население этого района, не попадает в подробный список народов, «иже дань дают Руси», включенный в «Повесть временных лет» в начале XII в. и отразивший всю предшествующую историю интеграции автохтонного населения Восточной Европы в Древнерусское государство, хотя в этом списке фигурируют обитавшая западнее емь и даже далекие пермь и печера. По известиям первых десятилетий XII в., Ладога — пригород Новгорода, а с 1140-х годов летописи постоянно упоминают корелу как племя, прочно и потому, видимо, давно вошедшее в северорусскую политическую орбиту. Надо отметить здесь же, что контексты первых упоминаний корелы в русских летописях указывают на ее тесную связь с Ладогой: поход 1143 г; корелы на емь являлся ответной акцией на нападение еми в предыдущем году на Ладожскую область в Поволховье (МИК, 1941, с. 63—64), а в 1149 г. в походе из Новгорода Изяслава Мстиславича на Юрия Долгорукого корела, наряду с псковичами, выступает вместо традиционного федерата «всей области новгородской» — Ладоги (Куза, 1975, с. 187—189 ).

А. Н. Насонов, опираясь на комплекс древнерусских и древнескандинавских источников, выдвинул концепцию ведущей роли Ладоги в распространении древнерусского политического влияния на приладожские земли. Он полагал, что в Х—XI вв. этот город являлся автономным центром Киевской Руси, независимым от Новгорода; «очень вероятно, что Ладога простирала в древности свое влияние на Ижорскую землю и Приладожскую Корелию» (Насонов, 1951, с. 79—80). Думается, что известие «Саги о Хальвдане, сыне Эйстейна» о существовании политических контактов между Альдейгьюборгом и Кирьялаботнаром хорошо согласуется с концепцией А. Н. Насонова, которая получила развитие в современных исследованиях по истории Ладоги и ее округи (Кирпичников, 1979, с. 92—106; 1988, с. 38—79; Кирпичников, Дубов, Лебедев, 1986, с. 190—205).

В XV главе «Саги о Хальвдане» повествуется о нападении на Кирьялаботнар из Бьярмаланда, произведенном на кораблях; позднее (гл. XXIV) Хальвдан отправляется из Кирьялаботнара в Бьярмаланд и подчиняет себе страну. В этих фрагментах привлекает внимание сообщение о существовании водного пути между коренной племенной территорией корелы и Беломорьем. Водные пути, связывающие Ладожское озеро с Белым морем, хорошо известны по более поздним письменным источникам. Древнейшее из подробных описаний наиболее короткого водно-волокового маршрута из Северо-Западного Приладожья в Беломорье датируется 1550-ми годами. Согласно ему, путь проходил через Сайменские озера на Пиэлисъярви — Лексозеро — через волок на Кимасозеро и далее по р. Кемь (Julku, 1967, s. 75—77 и карта-вклейка). Судя по археологическим данным, освоение этой водно-волоковой системы началось около рубежа I и II тысячелетий (см. комментарий к «Саге об Эгиле»).

Наконец, о возможной датировке отразившихся в саге отношений. Любые хронологические оценки в данном случае возможны лишь с оговоркой, поскольку жанр памятника не гарантирует того, что в цитированных фрагментах нашел отражение единовременный пласт информации. Если допустить последнее, то некоторые основания для датировки дают сюжетные и лексические параллели, существующие между повествованием «Саги о Хальвдане» и хронологически определимыми известиями королевских саг, рассказывающих о держании норвежскими ярлами Ладожского наместничества киевских князей в первой половине XI в. (см.: Глазырина, Джаксон, 1986, с. 144). Эту последнюю дату можно принять как крайнюю верхнюю из возможных хронологическую границу соответствующего сюжета разбираемого памятника. Учитывая, что имеющиеся археологические материалы пока не позволяют отнести ко времени ранее рубежа Х—XI вв. освоение водно-волоковых путей из Приладожья в Беломорье, а исторические — вхождение древнекарельской территории в сферу политического влияния Ладоги, получаем реалистическую дату в интервале конец Х—первая половина XI в.[9]

                                                                                                       пимечания
[1] В оригинале растов (rost); четкой мерой длины не является.

[2] Ногард — Новгород.

[3] Думбсхаф — Море туманов.

[4] Во фрагментах из XXV и XXVI глав речь идет об одних и тех же событиях.

[5] Соответствующий текст из «Фрагмента о древних конунгах» приводится ниже. Что касается третьего источника, якобы упоминающего Кирьялаботнар (Gullporissaga/Kalund K.//Skrifter udgivet av Samfund til udgivelse af gam-met nordisk litteratur. 26. Kebenhavn, 1898), то указание на него в справочнике Э. М. Метцентин является ошибочным.

[6] Исландское слово botn обозначает внутреннюю часть залива или бухты. А. X. Лерберг (1819, с. 122), основываясь на другом значении шведского bottn, перевел разбираемый топоним как «карельская низовая (низменная) земля». См. также: Holmberg, 1976, s. 172—173.

[7] По мнению Т. Н. Джаксон и Д. А. Мачинского (1989), Клюфанданес (== Раскалывающий мыс) следует соотнести с мысом Резным на западном берегу Ладоги, в 60 км южнее устья р. Вуоксы.

[8] Хёвдинг (hofdingi) — правитель любого ранга. Термин рики полисемантичен, он обозначает государство, власть, владение (конунга или ярла). См.: комментарий к употреблению этих терминов в известиях королевских caг: Глазырина, Джаксон, 1986, с. 110—111.

[9] А. Н. Кирпичников (1988, с. 58—60) считает, что повествование «Саги о Хальвдане» «...по ряду деталей может восходить к подлинным событиям, имевшим место в Приладожье в XI в., а точнее, в его третьей четверти или второй половине». Автор настоящего комментария вынужден отказаться от предположения, что в сюжет саги, восходящий к традиции эпохи викингов, оказались контаминированы сведения о событиях XII—XIII вв. Спиридонов, 1988, с. 140).

                                                           XII. «Фрагмент о древних конунгах»

... Гардарики; там правил тот конунг, который звался Радбард ... он (конунг Ивар.— Г. Г.) направляет (ведет) то войско в Аустррики против конунга Радбарда, говоря, что разорит и сожжет все его государство. Конунг Ивар был тогда очень стар; и когда он привел то войско на восток в Кирьялаботнар и думает сойти с корабля с дружиной; — там начиналось государство конунга Радбарда; была ночь, и конунг спал на возвышении на своем боевом корабле (драконе)... (Sogur Danako-nunga, 1919—1925, s. 9—10).



«Фрагмент о древних конунгах» является одной из двух сохранившихся частей «Саги о Скъёльдунгах» (королевской саги), но традиционно рассматривается исследователями в рамках caг о древних временах по причине своего легендарного содержания.

По мнению К. Шира, произведение было создано до 1200 г., наиболее вероятно — между 1180 и 1200 гг. (Schier, 1970, s. 29). Древнейшая из дошедших до нас рукописей памятника датируется рубежом XIII—XIV вв.

Первоначальное сюжетное ядро саги основано на преданиях о деятельности полулегендарных шведских и норвежских конунгов, в цитированных нами фрагментах —конунга Швеции Ивара Широкие Объятия (ок. 650—ок. 726 гг.?), который упоминается также в «Саге об Инглингах» Снорри Стурлусона, знавшего «Сагу о Скъёльдунгах» (см.: Снорри Стурлусон, 1980, с. 33), и в «Саге о Хервёр и конунге Хейдреке». Конунг Гардарики-Аустррики (Руси), по имени Радбард, фигурирует в «Деяниях датчан» Саксона Грамматика, использовавшего в своем труде древнеисландские саги (о «Саге о Хервёр...» и «Деяниях датчан» Саксона на русском языке см.: Древнерусские города.., 1987, с. 132—136, 151—159). Первоначальные сюжеты caг о древних временах, бытовавших в устной традиции на протяжении нескольких веков, постоянно пополнялись деталями, почерпнутыми из фольклора, элементами свежих исторических и географических знаний, более или менее близких ко времени окончательного оформления и записи памятника (Глазырина, 1977, с. 236—238).

При сопоставлении информации «Фрагмента о древних конунгах» с другими древнескандинавскими источниками прежде всего выявляется достаточно близкая аналогия между сведениями разбираемого памятника и прокомментированными выше известиями «Саги о Хальвдане, сыне Эйстейна»: «Заливы кирьялов» находятся на ближних подступах к Руси со стороны Балтики, они — на западной границе территории, подвластной конунгу Гардарики. Сведения «Фрагмента...» о вхождении Кирьялаботнара в состав владений конунга Радбарда перекликаются с разобранными нами ранее известиями «Легендарной саги об Олаве Святом» о нападении Свейна в 1015 г. на Кирьялаланд, контекст которых подразумевает неразделенность Земли кирьялов с Гардарики. Следовательно, можно полагать, что во «Фрагменте о древних конунгах» мы имеем еще одно свидетельство существования в древнескандинавской исторической традиции общего представления о древнекарельской территории как части Руси, по-видимому, восходящего к финалу эпохи викингов.

                                                               Одежда древних карел
                                                                         в 10-14 вв.

Из книги:

С.И. Кочкуркина, Корела и Русь. Ленинград, Наука, 1986.

                                               Предметы характерные для культуры карел
                                                                         в 10-14 вв.

.Скорлупообразные овальные фибулы. Использовались в качестве застежек и для закрепления на плечах женщины концов накидки. .                                                                                                                                                                                                                                    .                                                                                                                                                                                                                                                                    

Подковообразные фибулы. Использовались для скрепления ворота рубашки.

Сюкерё. Заколка, которой женщины закрепляли платок на волосах. Изготавливалась из серебряной проволоки.

Копоушки. Использовались для чистки ушей. Входили в традиционный набор женских украшений.

Шумящие подвески в форме конька или утиных лапок.

Ножи с декоративной бронзовой рукоятью и ножнами. Входили в традиционный женский костюм.

                                                     ИСТОРИЯ ПРИОЗЕРСКОГО КРАЯ

Первые люди появились на Карельском перешейке примерно десять тысяч лет назад . В те далекие времена уровень вод был выше современного. Например, пять тысяч лет назад, еще до возникновения Невы, он находился на отметке 21 метр от уровня моря. Тогда северная часть Карельского перешейка представляла собой усеянный множеством островов огромный залив древнего Литоринового моря. Вуокса впадала в него в районе г. Каменногорска. Люди селились вблизи водных систем, выбирая для стоянок сухие, высокие, часто песчаные берега тихих заливов и проливов. Жили первые поселенцы за счет охоты, рыболовства и лесных промыслов. Климат тогда был теплее и дубравы произрастали вдоль берегов системы Вуоксы.
Первые, самые ранние археологические находки имеют возраст около девяти тысяч лет. С земель волости Саккола (ныне Громово) было собрано несколько сотен единичных находок, относящихся ко времени неолита, правда, самих стоянок обнаружить не удалось. В районе поселка Запорожское обнаружена самая древняя из известных в Финляндии статуэток, примитивно изображающая человеческое лицо. Изготовлена она из прибалтийского янтаря.
В бассейне Верхней Вуоксы, в районе Каменногорска были найдены и остатки древнейшей в мире (7300 лет до н. э.) рыболовной сети. Но основную часть находок составляют каменные орудия труда, обломки керамики, шлифованные камни.
Население было сконцентрировано на сравнительно небольшой территории современной Карелии, вдоль берегов Вуоксы и на западном и северном побережье Ладоги. К сожалению, захоронений этого периода не сохранилось. Возможно, покойников привязывали к кронам деревьев или свозили на острова, предназначенные для погребения (как на севере Онежского озера, острова Олений).
С весны 1876 года Выборгский Университетский студенческий союз начал систематические сборы древних вещей, употреблявшихся современным населением. Первая экспедиция была проведена летом того же года под руководством доктора И. Аспелина. Оказалось, что местное население держало в обиходе много древних сланцевых топоров и других подобных изделий, которые крестьяне использовали для заточки бритв и других инструментов. Также их применяли местные знахари. Только в районе поселка Отрадное было собрано 100 подобных камней. Впоследствии были обнаружены и изучены стоянки первобытного человека в этой волости.
Следующие стадии развития общества, культура боевых топоров, и более поздняя, эпоха бронзы, не оставили значительного числа вещественных свидетельств на описываемой нами территории. Природные изменения (похолодание климата, образование русла реки Невы) могли напрямую сказаться на численности населения того периода. Пришедший на смену железный век (500 до н. э. - 1300 н. э.) создал предпосылки для повторного заселения земель.
Достаточно поступательное и наглядно проявляющееся развитие культуры железного века в Приладожской Карелии фиксируется начиная с середины 1-го тысячелетия н. э., и связано оно с более глобальными процессами европейской истории, приведшими к возрастанию роли и самостоятельности в развитии отдельных областей в регионе Балтийского моря. В этой северной зоне проживания разно этнических народов происходит становление национальных (племенных) культур и экономик на базе технологии железного века. Необходимо сразу отметить неравномерность в развитии различных частей этой территории; так, в Скандинавии, Прибалтике и Западной Финляндии к железному веку сформировались развитые и самостоятельные в культурном отношении области.
Культура карел, как и других восточных прибалтийско-финских народов, развивалась под сильным внешним влиянием. На этом пути прослеживается несколько этапов.
На начальном, относящемся к первой половине 1-го тысячелетия н. э., на основной территории проживания прокарел - на Карельском перешейке и в Северо-Западном Приладожье - параллельно существовали две различные культуры: местного населения, сохранявшего традиции каменного века, и пришлых промысловых охотников, принесших с собой изготовленные из железа наконечники копий и топоры, каменные блоковидные кресала, а также земледельческие навыки. Поиск аналогий упомянутым выше изделиям позволил установить, что они происходят из более развитых областей региона, то есть из Западной Финляндии, Эстонии, а также с Верхней Волги, где сформировался свой центр культуры железного века. Эти находки свидетельствуют о возросшем интересе к северной пушнине и, соответственно, о развитии пушной торговли в регионе.
В эпоху меровингов (Vll - Vlll вв.) происходит становление центров постоянного населения. Как и на предыдущем этапе, роль Вуоксы как важнейшего стимулирующего развитие фактора была исключительно важна: все известные находки поселений или следов таковых на Перешейке приурочены к этой водной артерии. Роль Вуоксы как водного пути сохраняется и усиливается, она становится связующей внутренней артерией. Значение этой водной системы в выборе места поселения все в большей степени определяется хорошим качеством земли по ее берегам, наличием сухих, удобных для проживания возвышенностей с суглинистыми и песчаными почвами. В материальной культуре этого времени наблюдается сильное западно-финское влияние. Погребальный обряд сохраняет архаичные черты; погребения перекрываются каменно-земляной насыпью (как и в Восточной Финляндии в целом), в то время как в Западной Финляндии именно с началом этой эпохи перешли к обряду захоронения на каменной вымостке. Уже это обстоятельство указывает на то, что к теории переселения к берегам Ладоги из Западной Финляндии части населения следует относиться с оговорками.

С наступлением эпохи викингов с присущей ей активной торговой деятельностью в регионе развитие этих переселенческих центров "притормаживается", оно в археологическом материале четко не проявляется. Погребения этого времени представлены одиночными воинскими захоронениями с отчетливыми западнофинскими чертами как в погребальной обрядности ( трупосожжение на каменной вымостке), так и в инвентаре (украшения западнофинских типов). Предметы вооружения представлены популярными в регионе и поэтому интернациональными типами. Это наглядно выступающее соответствие отнюдь не означает продолжения массового переселения из Западной Финляндии на Карельский перешеек. Исследование погребального инвентаря показывает, что между районом Турку - Лайтила - Каланти в Юго-Западной Финляндии и Карельским перешейком аналогий вещам из погребений на Перешейке не находится и поэтому естественно предположить морской путь. По всей видимости, этих носителей западно-финской культуры не так привлекали новые земли, как возможности контроля над торговыми путями, по которым можно было попасть далеко на север, вплоть до Белого моря, и над торговлей пушниной.
Формируется местный рынок, транснациональная торговля по Волжскому (восточному) пути. В западно-финскую по облику культуру здесь, в Приладожской Карелии, добавляются общебалтийские, интернациональные элементы (браслеты, фибулы, определенные типы мечей, топоров и копий). Тем самым "викингский" облик могил усиливается. Карелия входит в область западно-финской культуры, после чего ее можно считать общефинской. Однако при этом проявляется одна важная особенность - избирательность, предпочтение лишь части украшений, а именно - наиболее популярных в Западной Финляндии и в целом на Балтике. Происходит формирование определенного "вкуса". На следующем этапе эти вещи воспроизводятся уже на местах и тем самым местные мастера приобретают навыки ювелирного производства.
В XI в. при сохранении в культуре присущих эпохе викингов черт (погребальный обряд, некоторые формы вещей) наступает отчетливый перелом в развитии населения. Могильники меняют свой облик: они значительно беднее, но самое главное - их функционирование не было кратковременным, многие продолжали использоваться и в последующую эпоху крестовых походов. Уже существующие к этому времени центры концентрации населения: Кякисалми (ныне г. Приозерск), Ряйсяля (Мельниково), Саккола-Лапинлахти (Ольховка) - продолжают развиваться и усиливаться. Проявляются новые - Кууппала в Куркийоки и Хелюля в Сортавале (городище Паасонвуори и др.).
Новым фактором, делающим возможным существование на ограниченной территории значительного количества людей, становится земледелие, которое последовательно и неуклонно развивалось, начиная именно с этого времени. Земледелие становится основным формирующим поселенческие центры фактором, который, наряду с хорошим качеством земли, возможностями торговли (богатые промысловые ресурсы, удобные водные пути, продукты сельскохозяйственного производства), и составил фундамент процветания карел в последующую эпоху, основу их экономической безопасности. Военно-политическая составляющая безопасности обеспечивалась отлаженными экономическими и союзническими отношениями с Новгородом вкупе с поголовным вооружением мужского населения и наличием хорошо укрепленных крепостей. Из расположенных главным образом по Вуоксе поселенческих центров к XII-XIII вв. формируется известное по новгородским летописям племенное образование Карельская (Корельская) земля.
Одной из главных особенностей существования и функционирования уже сложившейся ко второй половине XII в. карельской средневековой племенной и культурной общности явилось развитие поселенческих центров - основы будущих погостов и позднейших приходов. Именно в этих центрах складывалась и переживала расцвет средневековая карельская культура. Благодаря такого рода поселенческой структуре формировались местные ремесленные центры, продукция которых, соответствуя в целом принятым во всей древней Карелии формам и типам украшений, вносила местный колорит в национальный женский убор на уровне вариантов в орнаментации и выбора определенных, более популярных в данной местности типов украшений.

Другой характерной для этой эпохи особенностью является наличие всех основных видов археологических памятников (следов), отражающих, таким образом, многие стороны жизни древних карел. Это поселения, могильники, жертвенные и культовые места, укрепленные городища, монетные и вещевые клады, отдельные находки вещей. К тому же от этого времени (XII-XIVвв.) сохранились письменные источники, в основном новгородские и другие древнерусские летописи.
В этих условиях, при наличии целого комплекса археологических памятников чрезвычайную актуальность приобретает разработка детальной хронологической шкалы для всех категорий памятников. Основой для такой работы послужили материалы карельских грунтовых могильников, исследованных еще в конце XIX в. Характерной чертой карельских могил этой, так называемой эпохи крестовых походов в Финляндии, придающей им ярко выраженное своеобразие, является большое количество женских украшений костюма, число которых в случае коллективных могил с двумя-четырьмя погребенными ( в этом случае всегда имеются захоронения мужчин) увеличивается. Находки карельских вещей в хорошо датированных культурных слоях древнего Новгорода и других городов-крепостей Северо-Запада России, существующие хронологические схемы по отдельным категориям вещей дают надежные основания и для абсолютной датировки вещей из могил, как мужских, так и женских, а также содержащих аналогичные изделия культурных слоев поселений и укрепленных городищ, вещевых кладов, других категорий памятников.
В результате рассмотрения погребального инвентаря выделяется три группы женских и две группы мужских могил. Наиболее старшие могилы датируются второй половиной XII в. или его концом - первой половиной XIII в., могилы следующей группы - XIII веком, наиболее младшие - тем же XIII в. - XIVв. К сожалению, считаюшееся точным датирование с помощью радиоуглеродного метода на материале из карельских могил не проводилось, другие же методы датировки не позволяют определить точные даты, хотя имеется группа могил, содержащих, по всей видимости, изделия одного ювелира или вышедшие из одной мастерской. Они, следовательно, относятся к очень узкому горизонту.

Обоснование такого ответственного вывода вытекает из уже выше отмеченного богатства карельского женского убора, содержащего целый набор различных бронзовых и серебряных украшений, а также из манеры украшать их гравированным орнаментом. В этом случае на рисунке (линейный или растительный орнамент) буквально читается "рука мастера", поскольку, помимо наличия различных орнаментальных мотивов, еще и сам рисунок наносился в различной технике. Также и отлитые в литейной форме украшения имеют на поверхности определенные орнаментальные мотивы (овально-выпуклые фибулы с "ракообразным", "зооморфным" орнаментом и т. д.). На этой основе построена типология наиболее типичных для карельской культуры украшений. С ее помощью определяется, с использованием хронологических шкал, относящиеся к одному и тому же временному горизонту вещи на всей территории их нахождения.



В итоге получается более динамичная и многообразная картина развития древнекарельского общества и его культуры. Использование подобной методики рассмотрения археологического материала в сочетании с возможностями определения возраста бревен построек и других сооружений из раскопок древней Корелы методами дендрохронологии и радиоуглеродного анализа позволяет по-новому рассмотреть взаимосвязь ремесленно-торговых и племенных центров с округой, в том числе (и в первую очередь) их влияние на развитие ремесла и материальной культуры карел в целом.

Разнообразные археологические находки с начала железного века были сделаны в районе Лосево и Оя-ниеми. В деревне Кривко принадлежащей Сосновской волости , осенью 1922 года был найден клад старинных монет и украшений. Он состоял из 433 серебряных монет и 49 обломков украшений для одежды. Арабские, английские, датские и другие монеты показывали, что клад был зарыт в землю в 1070-е годы. Другой клад, поменьше, был открыт на церковных землях Сосново и содержал арабские и западноевропейские монеты. Он был заложен между 936 и 1008 годами. Жертвенные камни встречались также в деревне Каскаала и древнем укреплении Линна-мяки в Вехмайнене.
Возникновение Кякисалми (новгородская Корела с 1310 г.), Тиверского городка и Выборга завершило формирование Карельской (Корельской) земли. Расположение упомянутых укрепленных пунктов и наиболее густонаселенных и развитых поселенческих центров на Вуоксе указывает на роль последней как стержневой карельской артерии. Трудно переоценить роль этой водной системы в развитии экономики и торговли древней Карелии. Внутрикарельские связи хорошо прослеживаются по вышедшим из одной мастерской или изготовленным одним мастером украшениям, выявляемым в различных частях Перешейка и даже за его пределами. Международные торгово-экономические связи находят свое отражение в материале кладов, могильников и поселений. В свете последних исследований можно утверждать, что возникновение торгово-ремесленных центров с функциями также и укрепленных племенных центров приходится на период расцвета карельской культуры в конце XII-XIII в. Об этом свидетельствуют даты нижних слоев Корелы, относящиеся ко времени не позднее первой половины - середины XIII в., а также хронология вещевых находок во всех перечисленных городках.

Известно, что до завоевания шведами Западной Карелии на месте будущего Выборгского замка и в Кякисалми были уже карельские укрепления. Несомненно, таковое существовало и у Тиверских порогов. Общей чертой всех этих вуоксинских укреплений было их островное расположение. Эта сформировавшаяся к XIII в. цепочка сделала Вуоксу внутренней карельской артерией, осью, на которой сформировалась Корельская земля. Но в этой системе, как уже неоднократно подчеркивалось, было одно слабое звено: тот, кто овладевал этими городками, получал всю Карелию. Это хорошо понимали шведы, отправившиеся немедленно после постройки выборгского замка на завоевание центра восточной, приладожской части Карелии - Кякисалми. Новгородцы, потеряв западные карельские погосты, не могли допустить столь резкого нарушения равновесия, установившегося в результате многолетней борьбы со Швецией в восточной части Балтики. В Кореле с 1310 г. находился новгородский гарнизон, власть в крае осуществлялась наместниками.